Вот и сейчас на свои-то места они вернулись, расселись, но поглядывают издали на меня с понятной опаской. И нет-нет, а косятся краем глаза в окна. Да ещё и на ходу о чём-то Маяковского расспрашивают. Похоже на то, что снова примеряются на пол нырнуть. Ну, да, так оно и есть! Вон уже начали ногами гильзы в сторону отгребать. Ладно, эти сами лучше всех разберутся, где и как укрыться от обстрела. И я их при этом вполне понимаю. Хуже нет того состояния, когда в бою ничего от тебя не зависит и ты в нём лишь статист, никому не нужная декорация. Причём такая декорация, которую пули не огибают…

Выслушиваю бодрые рапорты стрелков и тут же напоминаю им, что они не только стрелки, но ещё и наблюдатели. За землёй и, главное, за небом! И буквально сразу начинаю получать от них уточнённые доклады об истребителях противника. Похоже, что напугали мы немецких асов здорово – держатся стайкой в отдалении, крутятся в карусели, но не уходят. Ждут чего-то.

Но и нас потрепали хорошо. Фюзеляж с крыльями в пулевых пробоинах. Чудом моторы не побили…

И штурмана вдобавок ко всему зацепило. Но рану ему быстро обработали и перевязали. И в тёплую одежду заново упаковали. Лежит бедолага на полу – кривится, но глазами бодро хлопает, в ответ на мой вопросительный взгляд улыбку на побледневшее лицо натягивает. И тоже виляет взглядом на окно – отчего сразу же теряет контроль, забывается и морщится. Больно, видать. Да конечно, больно. У него даже крупные капли пота на лбу выступили. И у меня рана разболелась. Казалось бы, пустяк, ничего особенного, а покоя не даёт. Вроде бы уже притерпелся за это время, попривык даже, а тут снова бедро словно огнём прижгло. И печёт, и печёт, хоть вой. А нельзя…

Второв наконец-то до нас добрался, с лица бледность пропала. Уже гипсовую маску не напоминает – порозовело, начало краски приобретать. С Александром Михайловичем заговорил, спиной ко мне повернулся… А там тулуп в двух местах мехом наружу пушится – пулями кожу разрезало. И аккуратно так чиркнуло, просто с хирургической точностью. Что странно – у него же за спиной защита из листовой стали, специально для пассажиров установленная. Как так умудрился? Или на месте не сидел? А я-то думаю, что это казаки по полу ползают? А они это дело сразу просекли и предпочли к земле прижаться. Ну, в данном случае к полу…

И у нас в кабине, кстати, точно такая же защита стоит. К внутренним бортам прикреплённая. А штурману вот прилетело, да и Второву тулуп попортило… Нужно будет обязательно позже посмотреть и разобраться, что там за стальные листы нам поставили? Как умудрились их пробить? Это из чего же они по нам стреляют? Или сталь такая? Ладно, эти вопросы пока отложим.

– Олег Григорьевич, штурманскую карту мне передайте, пожалуйста.

Подхватываю протянутую инженером «гармошку», бросаю несколько быстрых взглядов на нужный лист, сравниваю с реальной картинкой внизу, под нами. А что под нами? Море. И сравнивать особо не с чем. Вот впереди да, там земля, суша. Подлетим ближе и будем по очертаниям береговой линии определяться, куда это нас в круговерти боя занесло. Вряд ли далеко, поэтому сейчас даже гадать не буду.

– Сергей Викторович, позвольте? – И князь настойчиво тянет у меня из руки сложенную карту.

Уступаю этой настойчивости. Да и попробуй не уступи – великий князь всё же. Пусть посмотрит. Глядишь, и поможет чем. На нашего штурмана пока особо надеяться не стоит. Хоть и говорят мне, что ранение у него пустяковое, но это бок. От малейшего шевеления всё тело здорово болит, даже просто лежать и то трудно. По себе знаю.

– Игнат, перезарядился? – успеваю задать вопрос казаку, пока Александр Михайлович рассматривает карту.

– Обижаете, Сергей Викторович, – тянет в ответ казак.

– Игнат! – добавляю в голос строгости.

– Так точно! Перезарядился! – отчитывается подхорунжий. Похоже, сообразил, что тут вам не там. Да ещё и в присутствии великого князя лёгкому панибратству не место. Ну да, это тебе не ночью по аэродрому на пузе ползать.

Не успеваю оглянуться, как из грузовой кабины прилетают ещё два доклада о полной готовности к открытию огня. Сориентировались грамотно мои стрелки. Теперь бы сообразили и ещё разок доложили о противнике. И, словно услышав мои мысли, сначала Маяковский, а следом за ним и Сергей докладывают:

– Возвращаются!

Ну, хоть такой доклад – и то хорошо. А над ошибками мы потом поработаем, позже. Главное, потихоньку соображать начинают.

– Приготовиться к бою! – вот этого возвращения немецких самолётов я подспудно и ждал. Не отпустят нас просто так после подобной наглости. Да ещё и «умыли» мы немецких пилотов хорошо, все мозоли им пооттоптали. Поэтому у нас один выход – огрызнуться сейчас так, чтобы напрочь отбить у немцев желание даже приближаться к нам. О чём тут же и оповещаю экипаж.

А Второв быстренько на своё законное место пробирается. Уже научен промышленник горьким опытом. Правда, успеваю заметить, как он в сторону казачков, занявших место на полу, косится. Примеривается рядом с ними умоститься? Ну и правильно. «Бережёного Бог бережёт…»

Александр Михайлович только не пошевелился, остался в кресле Фёдора Дмитриевича. На мой вопросительный взгляд тут же ответил:

– За штурмана буду. Можете на меня положиться, – и вниз посмотрел, на лейтенанта.

– Хорошо. Постарайтесь тогда с местом определиться, – скосил глаз в ту же сторону. Лежит наш флагман на полу между креслами, отдувается.

– А что с ним определяться? – удивился князь. – Мы вот здесь.

И пальцем мне точку на карте обозначает. А сам привстал, вперёд шагнул, в окно выглядывает.

Это же уже территория Дании! Ну, немчура! Вцепились как крепко! Придётся с хвоста сбрасывать погоню.

– Александр Михайлович, в окна не высовывайтесь. И вообще, займите рабочее место штурмана.

Защита бортов у нас хоть и не совсем надёжная, как оказалось, но хоть какая-то. Подмигиваю лежащему тихонько на полу лейтенанту, подбадриваю его:

– Держитесь, Фёдор Дмитриевич, сейчас зубы немцам обломаем и будем искать площадку для приземления. А там и доктора найдём для вас. Потерпите.

Лейтенант беспомощно и виновато улыбается в ответ бледными губами. Пытается пошевелиться, тут же болезненно охает и замирает. Смотрит снизу на занимающего его рабочее место великого князя. А мне уже не до них.

Кручу уже ставший привычным крутой разворот навстречу преследующим нас немцам. Оживает пулемёт с правого борта, неторопливо тарахтит короткой очередью и замолкает. Нетерпеливо ёрзает ногами у курсового «максима» Игнат, разбрасывает их пошире, упирается ступнями в ограничительные рамки нижних окон, приникает к планке прицела. Напрягает плечи и открывает огонь. Обрывает очередь и даёт мне отмашку ладонью вниз. И я подчиняюсь этой безмолвной команде – отдаю штурвал от себя.

Бензина мы выработали много, баки почти пустые. Самолёт стал значительно легче, поэтому тяжёлая машина крутится, словно белка в колесе. Опасаюсь за крылья – выдержат ли они возросшие нагрузки. А немцы озверели. Лезут со всех сторон, невзирая на потери. Даже мне со своего места прекрасно видно через окна их стремительно мелькающие силуэты. Да сколько же их? Или у страха глаза велики? Нет, никакого страха и в помине нет. Тогда что? Со всего побережья сюда самолёты согнали? Или со всей Германии? Успеваю даже ухмыльнуться коротко и зло своей собственной шутке. Это нам ещё повезло, что у них пулемётов мало. То есть на этих самолётах мало. Да и повыбили мы основных пулемётчиков в первом бою. Похоже, не ожидали они такого огневого отпора и высокой плотности огня. И близко к себе стараемся не подпускать. Всё-таки даже на больших дистанциях «максим» рулит.