— Экклезиарх плохо себя чувствует! — кричал бегущий впереди храмовник. — Расступитесь! Расступитесь!

Толпа священников и монахинь, ожидавших своего господина, испуганно забормотала.

Паланкин промчался сквозь длинные коридоры личных покоев Месринга. Перед окованными золотом створками стражи помогли ему выбраться из кресла. Он оттолкнул их и практически ввалился в двери.

— Позовите врача! — закричал игумен храмовников. — Скоро прибудет целитель, милорд. Ради Императора, отведите его в постель!

— Нет, нет, — бормотал Месринг. — Не надо ни врачей, ни госпитальеров. Это пройдет, пройдет…

— Ваше святейшество…

— Я сказал, никаких врачей! — взвизгнул экклезиарх. Это привело к зловонной отрыжке и приступу рвоты, который ему едва удалось сдержать. — Это пройдет. Отдых. Отдых. Мне нужно отдохнуть.

Месринг нашел в себе силы зайти внутрь на нетвердых ногах.

— Оставьте меня! — крикнул он группе священников, ожидавших его возвращения, вцепился в тяжелые церемониальные одежды, сорвал с себя плащ и митру и бросил их на пол. — Жарко, жарко! Слишком жарко! — вопил толстяк, выбираясь из многослойного одеяния для службы.

Жрецы бросились было ему помогать, но он с неожиданной силой отшвырнул от себя того, что собирался ослабить тугую шнуровку одеяния, отчего жрец зашатался.

— Оставьте меня! — зашипел экклезиарх.

Его яростные метания заставили аколитов в ужасе отступить. Отчаянным усилием Месринг разорвал одежду, рассыпав по полу драгоценности на сумму, равную состоянию губернатора небольшой планеты. Жрецы свиты бросились их подбирать.

— Убирайтесь, убирайтесь отсюда! — завопил экклезиарх.

Во рту скопилась слизь, мешавшая говорить. Он не мог собраться с мыслями, не мог стоять на ногах. Бредя вперед, мимо спешащих к выходу из покоев членов свиты, он стянул подризник через голову, запутавшись в лямках. Одежды почти не осталось, но ему по-прежнему было слишком жарко!

Месринг доковылял до спальни и плечом распахнул двери. Для него приготовили еду и большой кувшин вина. Все на тарелках из золота и платины. Экклезиарх врезался в стол и разбросал деликатесы по ковру.

— Где оно? Где же оно? — Месринг разрыдался и опустился на колени, прямо во влажную массу на полу, еще недавно бывшую его ужином.

Внезапно он замолчал. Жуткий голос обращался к нему из идущей вдоль стены крытой галереи, откуда наиболее набожные дамы и господа за солидное пожертвование могли наблюдать церемониальное пробуждение экклезиарха.

Когда Месринг сквозь пальцы взглянул на галерею, пытаясь обнаружить говорившего, каменные статуи ожили и уставились на него пустыми глазами, неодобрительно качая головой.

— Я не пьян. Я не пьян, будьте вы прокляты! Как вы смеете осуждать меня, вы, так называемые святоши! Никто не идеален. А разве я не человек? Вы сидите там, на своей стене, мертвые и спокойные, пребываете в безопасности у престола Императора. Это мне приходится терпеть боль и вероломство этого мира, где за каждой улыбкой кроются острые зубы, жаждущие крови, где каждое обещание — ложь. Меня отравил Вангорич! Мной манипулирует Виенанд. Император, спаси меня. Будь ты проклят, Вангорич. Император, отправь его в варп! Я… Я… — Он затряс головой, поднялся на ноги и уставился на учиненный беспорядок. — Что произошло? Что случилось? Противоядие. Противоядие. У меня оно должно быть. Да, именно за этим я и пришел.

Месринг развернулся, неуклюже раскинув руки в стороны, и подошел к богато украшенной коробке с Лектицио Дивинатус, лежащей на старинном буфете. В конечностях началось болезненное покалывание, а в животе словно развели костер. Немеющими пальцами экклезиарх попытался открыть коробку. Ему удалось справиться с замком с четвертой попытки. Он снова начал плакать, когда достал небольшую шкатулку, спрятанную внутри, — инкрустированный драгоценностями череп невинного святого.

На самом дне шкатулки лежало полдюжины крохотных кристалликов. Месринг опрокинул шкатулку и рассыпал половину содержимого. Громко завывая, он начал шарить по ковру влажными пальцами в отчаянной попытке отыскать драгоценный препарат. Найдя один, экклезиарх облизал палец. Кристалл растворился, наполнив рот омерзительным едким жжением, от которого скрутило живот, но дурнота быстро отступила, и на смену ей пришло благословенное облегчение. Месринг облокотился на буфет. Его постепенно перестало тошнить, затем исчезло головокружение. Пальцы расслабились, онемелость и боль исчезали.

Какое-то время он просто сидел, пытаясь восстановить дыхание. Затем со стоном поднялся на ноги. В комнате царил полнейший хаос. Экклезиарх все еще сжимал в руках маленькую коробочку. С трудом, но он сумел заставить взгляд сфокусироваться на ней. Внутри осталось пять кристалликов. Каждого хватит на пять дней. Пятью пять — двадцать пять. Вот так просто можно посчитать срок человеческой жизни! Виенанд мертва. Его шансы на получение новой порции антидота были весьма скромными. Никому нельзя было рассказать, не подвергая свое положение серьезной опасности. Кто же в него поверит, если окажется, что он так уязвим?

Ясность мыслей была временной. Скоро яд снова начнет действовать, а Месринга снедала тревога. Он поднял взгляд и всмотрелся во множество ликов Императора, вырезанных из редких пород дерева и украшавших бордюр на стене его покоев.

— Где же Ты? Почему Ты мне не поможешь? — прошептал экклезиарх. — Разве я не служил Тебе верой и правдой? Разве не продвигал интересы Твоей церкви всегда, когда мог? Даже если я позволял себе мелкие удовольствия, это ничто по сравнению с работой, которую я проделал для Тебя! — Он опустился на колени и вытянул вперед руку со скрюченными пальцами, как будто предлагая своему божеству вырванное из собственной груди сердце. — Помоги мне!

Император, такой спокойный и властный, смотрел куда угодно, только не на Месринга. Повелитель Человечества обратил свой взор на сцены прошлого, столь далекого, что никто не мог о нем помнить. Мертвый бог, не понимающий собственной незначительности, чахнущий над славой, которой никогда не суждено вернуться вновь.

В висках Месринга полыхнула вспышка острой боли.

— Ты слаб! Поглощен собой! Ты отказался от божественности и отверг людей, которые Тебя любят. Ты использовал нас. И до сих пор используешь! — Экклезиарх перевел взгляд на восточное окно и съежился, глядя на громадный купол Тронного Зала. Убедившись, что наказания не последует, Месринг презрительно фыркнул. — Но орки, орки! — Он ткнул пальцем в небо. — Они сидят прямо над Твоим дворцом, а Ты ничего не делаешь. Почему Ты не сметешь их с небес?

Его мысли спутались, превратившись в череду невнятных картинок. Он моргнул, не понимая, откуда взялись эти новые образы. Его товарищи собрались вокруг кровати и насмехались над Месрингом. Антидот еще не закончил свою работу.

— Это все потому, что Зверь сильнее тебя! — закричал экклезиарх.

Месринг поднялся на ноги, бросая подозрительные взгляды через плечо, подошел к окну и распахнул настежь створки — впервые за несколько лет. Внутрь проник едкий воздух. Императорский Дворец походил на море огней, из которого торчали шпили из железа и камня. В небе висели две луны. Охваченный страхом, Месринг обратил свое внимание на небеса. Жуткое лицо орочьего планетоида смотрело прямо на него. Месринг встретился с ним глазами. На диске небесного тела можно было различить тонкую пунктирную линию флота космодесантников. Подумать только, луну окружал флот сильнейших воинов Империума, а она по-прежнему сияла! Он боялся этой могучей силы.