– Очень хорошо, спасиибо, – сказал он. – Я всееегда был увееерен, что это сработает. Просто прииишлось потерпеееть. Я применииил собственный мееетод в такой сииитуации, я называю это пеееерсонально программииируемая сииила, коротко ППС. Нужно работать постепееенно, шаг за шагом наращивая у пациееента увееееренность в себе, то, что я называю самоактуализация! Каждый шаг по пути ППС укрепляет веееру человееека в сееебя. Тепееерь мы двииинемся по этому пути. Совершеееенно определенно. Это закрееепится. Нужно дать вашему другу ощутииимое доказательство, которое он сможет воспроизводииить время от вреееемени, доказательство его способности контролииировать свои мееентальные процеессы. Взять на сееебя отвееетственность за телееесные и эмоциональные реееакции. Когда он поймет, как это дееелать, он почувствует увеееренность и сможет контролировать свой опыт во внееешнем мире. Шаг за шагом. Вот в чем секрееет. Я дам ему способность выбирать, как он будет реагировать на людееей вокруг, на всякое дееерьмо, какое случится сеейчас или в будущем, на любые ситуации. Я очееень оптимистиииичен. Доброго дня.

В процессе исцеления Петя изучал структуру “огражденных пространств”, как он это называл, пентаграммы у оккультистов, эрувы у иудеев. Если он сумел принять частный остров у берегов Майами как одно из таких огражденных пространств, а как другое – закрытый сад Убы Туур (где случилось то несчастье), то конечно же он сумеет сконструировать для себя такие пространства. Отсюда возникла идея обвести остров Манхэттен меловым кругом. Петя сделает это самостоятельно, а чтобы усилить власть кольца, будет по пути разбрызгивать чесночный сок. Чтобы справиться со страхом, он наденет самые темные очки, закроется капюшоном. Еще он будет слушать громкую музыку, и наушники полностью отсекут внешние шумы. Он будет все время пить воду. Справиться с этим заданием он должен один. Никто не может ему помочь. Все надо совершить самому.

Гипнотерапевт Летт обеими руками поддержал этот план и как мог подготовил его осуществление: предложил сходить за покупками, принести мела и зубцы чеснока. Нерон же Голден тревожился и кому‑то звонил.

Настал назначенный день, с утра жаркий и душный, на небе ни облачка. Петроний Голден вышел из залитой синим светом комнаты, одетый, как заранее описал, на лице угрюмая решимость эфиопского марафонца. Мюррей Летт ждал его у выхода, и прежде, чем Петя ступил за порог, терапевт постарался ему напомнить, сколь многого он уже достиг, перечислил его достижения на пальцах, задействовав и большие:

– Помниии. Большой прогреееесс увееееренности в сееебе! Укрепииили фокус и сосреееедоточенность. Огромные улучшееения автономности и увееееренности. Намного лучше мееенеджмент стрееесса. Намного лучше меееенеджмент гнееева. Большой шаг вперед в сфееере контроля импульсов. Ты справишься!

Петя, в состоянии укрепленного фокуса и сосредоточенности, которые так восхвалял Летт, слушал в наушниках Nine Inch Nails и не разобрал ни слова из сказанного. На одно плечо он повесил мешок с мелом, за плечами в рюкзаке болтались картонные пакеты с кокосовой водой, фрукты, бутерброды, батончики и жареные куриные ножки. Имелись там и три пары сменных носков: опытные ходоки в интернете предупредили Петю, что влажные ноги в пропитанных потом носкам натираются до пузырей, и тогда придется сойти с дистанции. В одной руке Петя сжимал пакет с давленым чесноком, в другой – трость, к концу которой был прикреплен первый кусок мела. В карманах лежали еще рулоны скотча, чтобы приматывать по мере необходимости все новые куски мела.

– Следи за своим поведееением! – заорал Мюррей Летт, поняв наконец, что его не слышат. – Избегай интровееерсии! Контакт глазами! Вот хорошие вееещи, о которых надо помнить.

Но Петя ушел в свой собственный мир и едва ли планировал контакт глазами.

– Напослеееедок! – завопил Мюррей Летт, и Петя наконец‑то любезно стянул с головы наушники и прислушался.

– Надеюсь, твоя схееема сна удовлетворительна, – понизил голос Мюррей Летт, – и прости, что спрашиваю, но энурееез, с ним мы справились, вееерно?

Петя аж закатил глаза и вернул наушники на место, видимо довольный тем, что вместо Трента Резнора поет Эксл Роуз, и, наклонив голову, шагнул за порог в “Убер”, которому поручалось отвезти Петю до избранного отправного пункта, порта на Саут-стрит, а мистер Летт оставался его ждать.

– Доброго путиии! – прокричал вслед гипнотерапевт. – Я тобой горжусь. Молодееец!

Нерон Голден тоже стоял у двери, при нем госпожи Сумятица и Суматоха, а также я.

– Не торопись, – посоветовал он сыну. – Не загоняй себя. Соблюдай приемлемый темп. Это не соревнования.

Машина с Петей отъехала, Нерон что‑то скомандовал в телефонную трубку. Его люди были расставлены в автомобилях на всем маршруте. Каждый шаг Пети под наблюдением.

Тридцать две мили плюс-минус составляет “большой обход” вокруг острова Манхэттен. Семьдесят тысяч шагов. Двенадцать часов, если ты не супербыстр. Двадцать парков. Я не пошел вместе с Петей, но я сразу же понял, что этот момент – одна из кульминаций фильма, о котором я мечтал, моего воображаемого фильма о Голденах. Громкая музыка саундтрека, “Металлическая машина” Лу Рида, Zeppelin, Metallica, и эти, которые ставят над гласными умлаут Motörhead и Motley Crüe. Наш пешеход шагает, и каждый его шаг сопровождается (каким‑то образом слышным сквозь тяжелый металл, я еще не придумал, как это осуществить) ударом по тамбурину. В парках он минует значимые фигуры из своей жизни, они следят за ним – фантомы? Эктоплазма его поврежденной фантазии? Вот его мать в парке Нельсона Рокфеллера, она, безусловно, призрак или воспоминание. А вот Апу пробегает трусцой по променаду Ист-Ривер. Далее в парке Риверсайд Д Голден и Рийя, неподвижные, смотрят, как он проходит, таращатся пристально, как свойственно призракам. Вокруг них испуганные, захваченные привидениями деревья. Уба Туур стоит часовым в парке Инвуд-Хилл, рядом с валуном Шораккопоч, который отмечает место, где в былые времена Петер Минёйт купил под самым развесистым тюльпановым деревом на Манахата весь остров за шестьдесят гульденов; а в парке имени Карла Шульца рядом с Грэйси-Мейшн пышноволосый Летт самолично поощряет своего подопечного. Возможно, Летт был как раз реальный. Петя шагает вперед, под звуки тамбурина, подальше от извилистых щупалец безумного горя. И пока идет, преображается. На десятой миле, в парке Вест-Гарлем-Пиэс, Петя отбрасывает мел, прекращает чертить линию, которая до сих пор следовала за ним, а проходя мимо резиденции мэра, отбрасывает и чеснок. Что‑то в нем изменилось. Больше нет нужды размечать свою территорию. Сам его путь по кругу служит границей, и когда Петя его завершит, то получит невидимый и неуничтожимый эрув.

К тому времени, когда он возвращается, слегка спотыкаясь, в исходную точку, небо успевает потемнеть, и на глазах последних наблюдателей, шхун “Летти Говард” и “Пионер” и фрегата “Уэйвертри”, он начинает – на своих стертых, перевязанных ногах – медленно и не замечая внимательных глаз танцевать. Под небом в алмазах, свободно помахивая одной рукой. Он избавился от проклятия. По крайней мере, от одного из них. И кое‑что узнал, наверное, о своей силе, своей способности столкнуться лицом к лицу с остальными проблемами, их тоже преодолеть. Посмотрите сейчас на его лицо: это раб, который обрел свободу.