Вокруг меня взвились жгуты его боли, но я оттолкнул их, боясь, что могу потерять голову и броситься на распластавшегося передо мной Максика. Вся эта ситуация не на шутку меня испугала и заставила крепко задуматься над причинами происходящего.

Водитель «Инфинити», мотая головой, полулежал на асфальте, опершись на локоть, и больше не помышлял ни о каких нехороших действиях в мою сторону. Его подружка резко изменилась в лице и смотрела на меня с нескрываемым страхом, будто опасалась, что я сейчас и ей выдам на орехи. Но после небольшой разрядки мне стало на них обоих абсолютно плевать, поэтому я как ни в чем не бывало двинулся дальше.

Вику я узнал издалека. Высокая, статная, с тёмно-коричневыми слегка волнистыми волосами… она даже сейчас, несмотря на недавнее горе, случившееся в их семье, была все такой же красивой, какой я ее и запомнил. Сердце предательски пропустило удар, но я заставил его биться ровно. Нечего убиваться по прошлому, особенно тогда, когда мое будущее столь туманно и неопределенно.

Девушка стояла в компании еще четырех человек, в одном из которых я с огромным неудовольствием узнал ее отца – Михаила Стрельцова. Остальные, судя по характерной комплекции и мордокирпичному виду, были их бодигардами. На мое приближение никто из них не реагировал, пока я не подошел к ним вплотную. Тогда вперед молча выдвинулся один из троицы телохранителей, не позволяя мне приблизиться к семейству Стрельцовых.

– Следует ли мне считать, что ты, Виктория Михайловна, передумала насчет своей просьбы?

– Сергей? – Вика удивленно повернула голову. – Я… мы не ожидали тебя увидеть… э-э-э… в таком…

– …виде? – закончил я за нее, не удержавшись от того, чтобы не подбавить в голос немного яда.

Девушка слегка смутилась.

– Не заводись, пожалуйста, – она все еще меня хорошо знала, чтобы заметить, когда я начинаю злиться, – просто ты всегда любил носить костюмы, а тут вдруг… впрочем, не обращай внимания. Я рада тебя видеть.

Она подошла и легко обняла меня, прикоснувшись своей прохладной от осеннего ветра щекой к моей колючей щетине. И мне стоило больших усилий сохранить непринужденный вид в этих объятиях.

– Может, ты его еще и в губы прям тут поцелуешь, а?! – Это уже голос подал сам глава семейства Стрельцовых. У него ко мне всегда была стойкая антипатия, которую он не стеснялся всячески демонстрировать. Еще я всегда ощущал от него по отношению к себе настороженность и страх, но не мог понять причину этих чувств. Однако сейчас я был не в том настроении, чтобы делать вид, что меня его враждебность никак не трогает.

– А тебя, б…ь, кто спросил?! – Я сверкнул в его сторону глазами с такой ненавистью, что троица охранников мгновенно закрыла своего драгоценного нанимателя своими широкими спинами.

– Отойдите, идиоты! В сторону! – Стрельцов с большим трудом расталкивал своих телохранителей. – Ты что, совсем страх потерял? Ты как со мной разговариваешь, сопляк?!

– Папа! Сергей! – Вика вклинилась в зарождающуюся перепалку, которая грозила закончиться яростной потасовкой. – Прекратите! Я прошу вас, потерпите друг друга хотя бы сегодня, неужели это так сложно?!

– Мы не договаривались о твоем отце, Виктория. – Перевел я на нее суровый взгляд, под которым она чуть ли не съежилась. – Если б я знал, что он здесь будет, то не стал бы тебе помогать.

– Я знаю, Сергей, знаю, извини. – Похоже, смерть матери нанесла очень сильный удар по девушке. Такой покладистой я редко когда ее видел. – Но именно поэтому и я умолчала о папе, потому что он тоже очень сильно переживает и хочет перемолвиться с мамой хоть одним словом…

– Стрельцова, ты прекрасно знаешь мое отношение к недомолвкам. И все равно решила со мной поиграть?

В ответ девушка только смущенно молчала, однако я не ощутил от нее даже слабого отголоска раскаяния. Будь у нее возможность повернуть время вспять, она бы поступила точно так же, потому что считала себя правой. Я уже было собрался развернуться и уйти, когда она вдруг взяла меня за руку и прошептала одними губами:

– Я прошу, Серёж… не уходи…

И несмотря на всю мою злость, несмотря на все отношение к Стрельцову, на все мое поганое настроение, во мне не нашлось сил отказать ей. Как минимум я обязан был ей отплатить за ту жертву, что она принесла, спасая меня от своего же отца.

– Хорошо… веди.

И вся наша процессия двинулась в сторону разномастных оградок, памятников и могил. Проходя по кладбищу, я заметил, что стал ощущать погребенных здесь мертвых. Та часть моего дара, которая помогала читать эмоции живых, теперь схожим образом реагировала и на мертвецов. Из-за этого заурядная прогулка по погосту для меня превращалась в весьма нервное мероприятие.

Я чувствовал, будто в мою сторону обращены тысячи и тысячи пустых мертвых глазниц. В основном в этих незримых взглядах преобладали безразличие, злоба и тоска, что в очередной раз мне дало понять, что в смерти мало есть чего хорошего.

Но некоторые смотрели на меня выжидающе, словно ждали, будто я отвечу на какие-то вопросы, волнующие их даже в посмертии. И совсем редки были те, кто смотрел на меня в безмолвной мольбе, прося не проходить мимо, а обратиться к ним. Это было странно и жутко. Настолько жутко, что мой сердечный ритм стал выбивать неровную чечетку, бросая тело то в жар, то в холод.

Чтобы скрыть свое состояние, я поглубже натянул капюшон олимпийки на лицо, закрывая глаза настолько, чтоб видеть одну только землю и шагающие впереди меня начищенные ботинки Стрельцова. Он, кстати, после моей небольшой вспышки больше не пытался отпускать никаких комментариев в мой адрес, вообще всячески делал вид, что меня тут нет.

Наконец, спустя десяток минут (интересно, сколько стоит земля на кладбище так близко от центрального входа?) мы подошли к двухметровой черной гранитной стеле, которая стояла на специальном плоском постаменте, что уберегал памятник от последствий оседания земли. На этой стеле было выгравировано изображение красивой женщины, стоящей в полный рост на фоне Петергофа. А может, и Эрмитажа, мне в Питере бывать не приходилось, так что я не совсем ориентируюсь в тамошних достопримечательностях. Женщина кокетливо улыбалась, держа в руках маленький клатч, а под гравировкой скромно значились имя и годы жизни. Всю же остальную поверхность памятника занимала длинная эпитафия, расписанная витиеватым курсивом с настолько затейливыми вензелями, что их даже читать было трудно.

Попросив отойти всех на пару метров, я присел прямо над могилой, опуская руку на землю, но заметив, что Стрельцов даже не подумал шевелиться, повернулся к нему.

– Я что, неясно выразился?

Тот в ответ только фыркнул.

– Я буду стоять там, где посчитаю нужным.

Эх, я бы и рад был махнуть на упрямого козла рукой, оставив его стоять там, где ему приспичило, но не мог. Такой расклад меня не устраивал не из-за природной вредности, а потому что во время пробуждения мертвых случается разное. Сила вообще с трудом проходит сквозь преграды, так что на то, чтобы направить достаточное ее количество через двухметровый слой земли, потребуется очень много усилий. При таких условиях контролировать ее напор совсем непросто, и для собственной безопасности в этот момент лучше никому со мной рядом не находиться. Особенно после того, как вырос мой внутренний запас энергии.