Самая большая группа должна была совершить налет на военно-морскую базу в Портсмуте, а остальные – нанести удары по британским аэродромам. Но, несмотря на все проведенные немцами разведывательные операции, данные люфтваффе оказались недостоверными. В основном ударам подверглись вспомогательные аэродромы или базы, не относившиеся к истребительной авиации. Когда после полудня небо прояснилось, радарные станции на южном побережье обнаружили около 300 самолетов, направлявшихся в сторону Саутгемптона. Восемьдесят британских истребителей поднялись в воздух – количество, которое в предыдущие недели невозможно было даже представить. Истребителям 609-й эскадрильи удалось прорваться к группе «юнкерсов» и сбить шесть из них.

Всего самолеты Королевских ВВС сбили в этом бою сорок семь самолетов противника, потеряв при этом тринадцать своих машин и трех летчиков убитыми. Потери же среди немецких летчиков были значительно выше: восемьдесят девять убитыми и пленными. Ла-Манш начал работать в пользу английских ВВС. Во время Битвы за Францию летчики, возвращавшиеся домой на поврежденных самолетах, боялись, что им придется совершить вынужденную посадку на воду или разбиться при посадке. Теперь такая опасность грозила немцам. Перед ними маячила также перспектива оказаться в плену, если придется прыгать с парашютом над территорией Англии.

Геринг, глубоко разочарованный итогами «Дня орла», 15 августа начал еще более масштабное наступление – в воздух поднялись 1790 истребителей и бомбардировщиков, атаковавших Британию со стороны Норвегии, Дании и с севера Франции. Соединения немецкого Пятого воздушного флота в Скандинавии потеряли тогда почти 20 % своего состава, и больше уже не участвовали в Битве за Британию. Люфтваффе потом назовет этот день «черным четвергом», но у Королевских ВВС тоже было мало оснований для радости. Их собственные потери были немалыми, а численное превосходство люфтваффе означало, что немцы и дальше будет пытаться сломить английские ВВС.

Постоянные атаки на аэродромы приводили к тому, что гибли или получали ранения авиамеханики, специалисты по сборке, вестовые и даже водители и топографы Женской вспомогательной службы Королевских ВВС. 18 августа 43-я эскадрилья отомстила немцам: ее истребители напали на группу «юнкерсов», которые, входя в пике, бомбили радарную станцию. На счету английских летчиков оказалось восемнадцать сбитых хищников, еще до того как сопровождавшие их «мессершмитты» Ме-109 успели прийти на помощь.

Новые пилоты, прибывавшие на пополнение, спешили расспросить обо всем побывавших в боях ветеранов. Новичков приучали к существующему распорядку дня. Вестовые их будили до рассвета, и, выпив чашку чая, они отправлялись на рассредоточенные пункты, там получали завтрак и затем ожидали восхода солнца. Погода в течение большей части августа и сентября в том году, к большому сожалению британских летчиков-истребителей, была очень хорошей: безоблачное небо было на руку люфтваффе.

Труднее всего было переносить ожидание. Летчики ощущали сухость во рту и металлический привкус страха. Затем они слышали своего рода сигнал тревоги – резкий звук полевого телефона – и команду: «Эскадрилья, на взлет!» Тогда они с тяжелыми парашютами на спине бежали к самолетам. Солдаты подразделений аэродромного обслуживания помогали пилотам взобраться в кабину самолета, где проверялось, все ли в порядке. Когда двигатели «мерлин» начинали реветь, тормозные колодки убирались, и истребители выруливали на старт. Им нужно было позаботиться о многих вещах, и времени бояться просто не оставалось, по крайней мере, в тот момент.

Набирая высоту, двигатели натужно гудели. Поднявшись в воздух, новички должны были не забывать постоянно оглядываться по сторонам. Вскоре становилось понятно, что опытные летчики носят шелковые шарфы совсем не из желания покрасоваться. Постоянно поворачивая голову, летчики натирали себе шею о форменные воротнички и галстуки. Им внушали необходимость «все время держать глаза широко открытыми». Те, кто выжил во время первого боевого вылета (а это случалось далеко не со всеми), возвращались на базу и снова ждали, перекусывая сэндвичами с говядиной и запивая их чаем. Пока самолеты заправлялись горючим, пока пополнялся боекомплект, летчики тут же укладывались на землю или на лежаки и мгновенно засыпали от усталости.

Когда они снова отправлялись на боевое задание, центр управления сектора направлял их в сторону соединений «бандитов». Сообщение по радио: «Внимание, противник», – означало, что в воздухе найдена группа черных точек. Тогда летчик включал зеркальный прицел, и напряжение усиливалось. Самое главное – справиться с чувством страха, иначе быстрая гибель была неизбежна.

Первейшая задача состояла в том, чтобы разбить строй бомбардировщиков до того как могли вмешаться истребители прикрытия. Если к вражеским самолетам центр управления направлял сразу несколько эскадрилий, то самые быстрые, «спитфайры», навязывали бой вражеским истребителям, а медлительные «харрикейны» атаковали бомбардировщики. Уже через несколько секунд в небе был настоящий хаос: самолеты ныряли, совершали фигуры высшего пилотажа, стараясь занять лучшую позицию, чтобы дать внезапную очередь, и при этом летчикам приходилось следить за тем, что происходит у них за спиной. Чрезмерная сосредоточенность на цели давала возможность вражескому истребителю зайти сзади незамеченным. Некоторые летчики-новички, попадая в первый раз под огонь, как бы впадали в паралич. Если им не удавалось выйти из состояния «ступора», это был конец.

Если был поврежден мотор, вытекающие из него гликоль или масло могли залить лобовое стекло кабины. Самой большой опасностью для летчиков был риск распространения огня на заднюю часть кабины. Из-за высокой температуры могло заклинить колпак кабины. Но когда летчику удавалось его открыть и расстегнуть привязные ремни, приходилось переворачивать самолет вверх шасси, чтобы иметь возможность выпрыгнуть. Для многих летчиков бой был таким потрясением, что они просто теряли ориентацию в пространстве. Им необходимо было специально сосредоточиться на том, чтобы не забыть потянуть кольцо вытяжного троса парашюта. Если, падая вниз, они ухитрялись посмотреть по сторонам, то видели, что небо, ранее заполненное самолетами, вдруг опустело, и они находятся в полном в одиночестве.

Если прыгать приходилось не над Ла-Маншем, английские летчики хотя бы знали, что приземлятся на своей территории. Поляки и чехи учитывали, что, несмотря на их форму, слишком бдительные местные жители или члены отрядов местной обороны могут принять их за немцев. Парашют одного из польских летчиков, Чеслава Тарковского, зацепился за ветви дуба. «Ко мне подбежали люди с вилами и дубинами, – вспоминал он, – один из них, вооруженный обрезом, кричал “Hдnde hoch!”. Я ему ответил: “А пошел ты…”, старательно выговаривая английские слова. Хмурые лица сразу же просветлели, и все в один голос закричали: “Да это наш!”». Другой польский летчик однажды днем приземлился на территории очень престижного теннисного клуба. Его записали как гостя, дали ему ракетку, одолжили белый фланелевый костюм и пригласили принять участие в матче. К моменту прибытия автомобиля ВВС, который должен был забрать летчика, его противники были полностью побеждены и доведены до изнеможения.

Кое-кто из летчиков мог честно признаться, что чувствовал «дикий, первобытный восторг», наблюдая, как падает подбитый им вражеский самолет. Польские летчики, которых англичане инструктировали, что не следует стрелять по спускающимся на парашютах немецким летчикам, в некоторых случаях пролетали над куполом парашюта, в результате чего он сжимался в воздушном потоке от винта, и враг камнем падал вниз. Другие летчики испытывали какое-то чувство сострадания, когда им напоминали, что они убивали или калечили человека, а не просто уничтожали самолет.