Юлька несколько раз огрызнулась, но Анварес язвительно парировал все ее выпады. В конце концов Аксенова, пылая гневом, вскочила и зачем-то поволокла за собой Алену.

– Терпеть этого хлыща не могу! – прошипела уже в коридоре. – Холодный, бесчувственный чурбан! Не понимаю, чего наши девки на него слюни пускают? Фу! Пойдем лучше в пиццерии посидим? Пивка выпьем? Тебе сейчас самое оно.

– Нет, – мотнула головой Алена. – Я не пью. Но спасибо тебе.

– Ну во-о-от, только начала думать, что ты человек, а ты снова… Ладно. Не пьешь – не пей. Тогда дуй в общагу. Расскажешь потом, как все прошло!

Алена минут сорок кружила по площадке перед общежитием, не решаясь войти. Пыталась продумать фразы, но на ум, как назло, ничего не шло. Даже если Максим там, даже если он согласится ее выслушать, что она ему скажет? Ведь знает себя – опять будет молчать или лепетать что-нибудь невнятное. Когда волнуется, всегда так. Проклятый язык будто деревенел в самый нужный момент.

Наползли сумерки, стало совсем холодно и неуютно. А желтые квадраты окон общежития так и манили.

Вахтерша потребовала предъявить студенческий, старательно переписала все себе в журнал и лишь потом открыла турникет.

– А в какой комнате живет Явницкий? – робея, спросила Алена.

– В пятьсот двадцать второй.

– А он там?

– Я что, следить должна за ними? – вскинулась вахтерша, но затем спокойнее добавила: – Вроде да.

Алена поднялась на пятый этаж. Нашла нужную дверь и ужаснулась: в этой самой комнате она тогда провела ночь, за которую ей до сих пор смертельно стыдно. Хоть бы Максим об этом никогда не узнал!

Постучаться она не успела – услышала вдруг его голос. Совсем не из этой комнаты. Но это точно был голос Максима, уж она-то его ни с каким другим не спутает. Он пел что-то из «Агаты Кристи», пел так, что сердце, и без того больное, сжималось и тоскливо ныло.

Алена стояла под дверью с номером 515 и слушала, затаив дыхание, замерев сама. От голоса его шли мурашки, катились слезы, которые она торопливо утирала ладонью.

Но вот он замолк, надо постучаться… Господи, как же страшно! Никогда ей не было так страшно. Ведь он там, судя по звукам, не один. А если он снова грубо пошлет ее при всех, как тогда, в школе? Она же второй раз не вынесет такого унижения. Нет, об этом лучше не думать сейчас, иначе… Иначе она просто не решится. Ей и так хотелось сбежать.

Алена набрала воздуха побольше, словно приготовившись к смертельному прыжку. Постучалась, вошла.

В комнате и впрямь оказалось полно народу. Девчонки, парни, сразу узнала Вадима и Оксану – с дня рождения Серого. Поздоровалась. Максим сидел в торце стола, боком ко входу и к ней. И сознательно не поворачивал голову, будто не замечал ее прихода и не слышал. Даже когда она позвала его, причем дважды.

Оксана и другая девушка смотрели на нее почему-то враждебно. Стали перешептываться и смеяться. Наверняка же над ней. Алена почувствовала, как кровь прихлынула к щекам, застучала в висках.

– Максим, – позвала в третий раз срывающимся голосом, понимая, что это конец. И если он сейчас снова проигнорирует, она, конечно, уйдет, только что потом? А потом, видимо, уже не будет…

Но он передал гитару Вадиму и поднялся из-за стола. Алена выдохнула – оказывается, даже не дышала, пока ждала его ответа.

Мысленно она приготовилась к обвинениям и упрекам, приготовилась оправдываться. Готова была снести, что уж, даже его грубость. Только бы достучаться. Но он не грубил, не обвинял и даже не упрекнул ни в чем. Но это его спокойствие… Оно просто убивало. Ощущалось буквально физически, какая пропасть сейчас меж ними. Все слова и объяснения, и без того куцые, застревали в горле. И даже то, что удалось с трудом выдавить из себя, казалось таким ничтожным и неубедительным. До безумия хотелось обнять его, уткнуться в грудь и разрыдаться, но он даже не позволял прикоснуться, и это ранило еще сильнее.

Потом вышла девушка и взяла его за руку. Он не отдернул. И вот это добило окончательно: ей – можно, Алене – нельзя…

Как дошла до дома – и сама не помнила. Не раздеваясь, рухнула на диван и разрыдалась. Рыдала в голос, до икоты, до удушья, и никак не могла остановиться. Потом звякнул телефон. Бросилась к нему, глупая, надеясь… Но это прилетело оповещение, что Максим снова в Сети.

А потом позвонила Аксенова. Слышно ее было еле-еле. Фоном грохотала музыка. Звала в клуб. Ну какой клуб?!

Потом, видимо, Юлька нашла уединенное место, стала выспрашивать, как все прошло.

– Никак, – честно ответила Алена. – Он сказал, что разочаровался во мне и поэтому все кончено.

– А ты все ему объяснила?

– Ну так…

– Ты напиши ему. Проверенное дело. Слушать он, может, тебя и не захотел. А сообщение точно прочтет, как надо прочтет. Ты там вообще как? Вешаться не собралась?

– Нет, – опешила Алена так, что даже всхлипывать перестала.

– Ну кто вас, тихонь, знает.

После звонка Аксеновой стало и вправду легче. Больно, конечно, было, даже очень, так, будто грудь сковало железными тисками, но теперь хотя бы она могла худо-бедно думать, что-то осознанно делать, а не лежать пластом, воя на весь дом.

Чай, душ, снова чай…

Может, Аксенова права? Не получилось все объяснить, да. Может, и правда написать ему? Он ведь говорил не раз, что для него их отношения многое значили, ради нее все делал… Разве это могло исчезнуть в одночасье? Пусть он разочарован в ней, но, если он и в самом деле любил, нельзя же разлюбить в один миг. Она вон сколько раз в нем разочаровывалась, отгораживалась от него. А стоило ему проявить чувства – и от ее решимости не оставалось ни следа.

Алена взялась за телефон. Поздно уже было, почти час ночи. Но если он даже не прочтет сейчас – увидит утром. Главное, увидит и прочтет.

Набрала: «Максим», и застопорилась. Долго колебалась, не знала, с чего начать. Переписывала раз за разом, меняла фразы, отдельные слова. В конце концов решила отправить, иначе, боялась, так и не осмелится.

Максим, ты сказал, что не винишь меня. Вот только я все равно знаю, что виновата. Очень виновата перед тобой. У меня, к сожалению, нет твоей решимости, нет твоей смелости и прямоты, я не умею так, как ты: надо – сделал. Хотела бы я так, но увы… Никогда не могу найти нужных слов. Наверное, будь я на тебя хоть немного похожа, такой ситуации и не возникло бы. Но я слабая и трусливая. Я боялась обидеть его, еще больше боялась потерять тебя. Да, я соврала тебе тогда, когда приходил он. И ненавижу себя за это. Но неужели ты не понимаешь, что соврала я только потому, что очень боялась тебя потерять? Я действительно собиралась все сказать Денису, но мне хотелось расстаться с ним по-человечески. Не вышло. Не успела. Просто не было возможности. Мы с ним очень редко виделись, а последнее время наедине и не бывали никогда.