Она посмотрела на меня исподлобья.

— Спасибо, но пока повременим…

— А может, пора? — спросил я с надеждой.

— Повременим, — отрезала она, — хотя идея, конечно, весьма интересная и многообещающая… Вообще‑то, как ни странно, самые горячие патриоты получаются из новичков и недостаточно развитых, и как жаль, что потом это все проходит.

— Эльфы тоже умнеют, — предположил я и добавил поспешно: — К счастью, медленно, медленно!.. Иначе для власти были бы одни неприятности. А нам это надо, Ваше Величество?

Она взглянула с презрительным изумлением, не поняла этого слова «нам», но я ничего не имел иного, как совместную заботу об обществе, это же оно нас кормит, одевает и смешит.

— Теперь второй вопрос, — проговорила она холодно. — Зачем именно вы прибыли?

Я льстиво улыбнулся.

— А просто так?

Она произнесла еще холоднее:

— Конт, вы просто так даже с одного бока на другой не перевернетесь.

— Все верно, Ваше Величество, — воскликнул я в восторге, — как вы все точно понимаете! Даже то, что мне было неловко сказать прямо и честно, я же такой застенчивый, что просто и не знаю, ведь только забота о благополучии вашего королевства заставила меня бросить всю хрень, которой занимался среди людёв, и примчаться сюда, дабы!

Она приподняла изящные дуги бровей.

— Дабы?

— Что «дабы»? — спросил я. — Ах да, дабы!.. Я когда смотрю на вас, Ваше Величество, у меня всякий ум уходит даже и не знаю куда… нет, вообще‑то знаю, но не скажу, я же стеснительный и потому всегда только о благе всеобщего эльфизма думаю, чтобы охладиться. И вот постоянные и настойчивые раздумья о судьбах цивилизации привели меня к тому, что да, для спасения сущности эльфам нужно выходить из леса и захватывать весь мир!

Она слегка дернулась, что явно сильнейший признак, а уж чего, даже не решаюсь подумать.

— Конт…

— Ваше Величество, — сказал я быстро, делая вид, что не перебиваю, это вот она замолчала, тем самым велела говорить мне, а я только покорно повинуюсь, да еще как повинуюсь, — это сделать необходимо для спасения тех же людей, коров, коз, овец, гусей, уток, индюшек, а также лягушек и жаб с муравьями, потому что они тоже наши!.. Но, конечно, это не сразу вот вывалиться из леса и броситься спасать, люди ж еще не знают, что совсем тонут, будут брыкаться. Потому я привел с собой благороднейшего из людей герцога Клемента…

— Что? — воскликнула она. — Вы привели человека?.. Эй, стража!

— Ваше Величество, — взмолился я, — он оставлен мною на опушке… почти на опушке вашего великого и священнейшего Леса!

— А он там ничего не натворит?

— Он под присмотром, — заверил я.

— Чьим?

— Если не считать охрану, что следовала за нами неотрывно, — сказал я, — хотя как ее не считать?., то сейчас его строго и тщательно допрашивает Ричэль, верная патриотка эльфизма, характер нордический, идеологии эльфизации верна, готова на жертвы во имя.

Она пробормотала в недоумении:

— Ричэль?..

— Да, — подтвердил я. — Строгая и бескомпромиссная Ричэль, несгибаемая патриотка, верная дочь эльфийского народа и носительница великой эльфийской идеи.

Она помолчала в затруднении, эльфы мудрый народ, даже глубокомудрый, потому неожиданные скачки нашей удивительной мысли, что рождается неожиданно то в голове, то в другом месте, часто ставят их в тупик. И не понять им, почему чаще всего побеждают те, у кого мысли рождаются именно в другом месте.

Правда, я тоже такое понимаю с трудом, но я сам такой же скакунец, а вот прямым и честным эльфам вообще неподъемно.

— И… зачем вы его привели?

— Для победы эльфизма во всем мире, — сказал я твердо и посмотрел на нее честными влюбленными глазами. — Ваше Величество, мы же строим Царство Небесное на земле для всех — всех существ на свете!.. Как тут без эльфов? Без эльфов ему не быть прекрасным и удивительным. Потому я привел благороднейшего и доблестнейшего герцога, по — вашему это дюк… или не дюк?., в то время как я всего лишь конт, можете ему вполне доверять, я хочу предложить дюка в качестве связующего звена между братскими народами эльфов и этих, как их… ага, людей.

Она нахмурилась.

— Конт, у вас мысль в самом деле скачет… по рытвинам. Мне трудно уследить за нею.

— Это я от жажды принести пользу, — заверил я. — И побольше, побольше!

— Вы уж, — произнесла она холодно, — старайтесь очищать ее от шелухи… хотя бы первые двадцать слоев.

— Абисняю, — сказал я преданно, — через дюка вы будете передавать нам все пожелания, все нужды…

— У нас нет нужд, — отрезала она. — Во всяком случае, таких, в которых могли бы участвовать люди.

— Я сам их презираю, — сказал я откровенно, — это порождение крокодилов! Но нельзя не признать, что крокодилы захватывают мир, Ваше Величество. Потому надо крокодилить и нам, благородным и возвышенным эльфам. Заодно людей отучать от крокодильства, это наш долг как белых людей, это тяжкое, но благородное бремя белого человека! Люди тоже в какой‑то мере эльфы, если подойти широко, очень широко и непредвзято с закрытыми глазами и зажатым носом.

Она молчала долго, наконец проговорила задумчиво:

— Да, реформы, о которых все чаще говорим последние семь тысяч лет, все‑таки в некоторой степени необходимы, это верно. Мир меняется, пора в чем‑то меняться и нам, но спешить не стоит… Мы подумаем, в какой форме осуществить это сотрудничество. Конт…

Это было прощание, и хотя мне было что сказать еще, мне всегда есть что сказать, но я поклонился, сказал почтительнейшим голосом:

— Ваше Величество…

После чего отступил и, нащупав мудрым местом дверь, пихнул ее изящным толчком. Створки распахнулись бесшумно, я отступил еще на шаг, Синтифаэль на троне все такая же блистательно неподвижная, но дверь захлопнулась. Я повернулся и, удерживая на лице благостно — счастливую улыбку, пусть видят мое неописуемое счастье от лицезрения, потопал к выходу из зала, красиво позвякивая золотыми рыцарскими шпорами.

На выходе из дворца попал в яркий солнечный день, хотя вообще‑то небо было в тучах, когда подъезжали к лесу, как они это делают, интересно…

Стражи снова пошли справа и слева от меня за кустами, ни веточка не треснет, ни листок не шелохнется, хотя, конечно, парни стараются напрасно, но как приятно, что мои возможности растут!

Издали увидел обе фигуры, огромную и маленькую, вздохнул с облечением, никто никого еще не убил, и перешел на более спокойный шаг.

Клемент и Ричэль сидят на камнях плечом к плечу, хотя ее упирается ему почти в бок. Она все так же болтает ногами в озере, сапожищи Клемента в воде до середины голенищ, упираются подошвами в дно, а сидит он крепко и скалисто.