Лена подошла ближе, кончики растрепанных локонов начали медленно подниматься. Свисающая с потолка люстра закачалась.

— А ты всех своих друзей пытаешься поцеловать? — едко спросила она, глядя мне в глаза.

За этой фразой последовала яркая вспышка света, люстра заискрилась, лампочки полопались, на кровать хлынул дождь крошечных осколков, а потом наступила темнота.

— Лена, ты что…

— Только не надо мне врать, Итан! Я знаю, чем ты занимался со своей коллегой по библиотеке у выхода из «Изгнания».

В голове зазвучал ее резкий, обиженный голос:

«Я все слышала. Ты говорил с помощью кельтинга. „Голубые глаза и светлые волосы“? Знакомо?»

Это правда. Я воспользовался кельтингом, и она услышала каждое слово.

«Но у нас ничего не было».

Люстра упала на кровать в какой-то паре сантиметров от меня. Пол закачался, уходя из-под ног. Она все слышала.

«Ничего не было?! А ты думал, я не узнаю? Думал, я не почувствую?»

Ощущение похуже, чем смотреть в глаза Рис. Лена все знала, и для этого ей не надо было пользоваться какими-то сверхъестественными способностями.

— Я увидел тебя там с этим парнем, Джоном, и просто перестал понимать, что делаю.

— Если тебе хочется в это верить — пожалуйста! Но у всего есть причины. Ты почти поцеловал ее, потому что тебе захотелось сделать это!

«А может быть, я хотел позлить тебя, потому что ты была с другим парнем».

«Будь осторожен в своих желаниях!»

Я вглядывался в знакомые черты — темные круги под глазами, печальный взгляд. Зеленых глаз, которые я так любил, больше нет — теперь на меня смотрели золотистые глаза темной чародейки.

«Итан, зачем я тебе нужна?»

«Теперь не знаю».

Лицо Лены на секунду исказилось, но она быстро взяла себя в руки.

— Тебе же давно хочется выбраться из этой истории? Теперь ты имеешь полное право сбежать со своей маленькой смертной подружкой, и никакого чувства вины!

Мне показалось, что ее коробит от одного слова «смертная». Лена тем временем продолжала кричать:

— Тебе, наверно, не терпится поехать с ней на озеро!

С места, где еще недавно висела люстра, посыпались крупные куски штукатурки. Как бы больно Лене ни было, ярость оказалась куда сильнее.

— Давай-давай! К началу учебного года тебя возьмут в баскетбольную команду, а твою подружку — в группу поддержки! Эмили и Саванна будут от нее в восторге!

Послышался оглушительный треск, и рядом со мной упал огромный кусок штукатурки. Я напрягся. Лена ошибалась, но я не мог не подумать о том, насколько все проще, если встречаться с обычной смертной девчонкой.

«Я всегда знала, что тебе хочется именно этого! Валяй, вперед!»

Снова раздался грохот. Обвалились остатки штукатурки, в комнате повисло облако мелкой белой пыли.

Лена с трудом сдерживала слезы.

«Ты прекрасно знаешь, что я не специально!»

«Да что ты?! Я знаю только одно — не должно быть так тяжело!»

«Не должно быть так тяжело любить другого человека!»

«А меня это никогда не смущало!»

Ее голос медленно затихал в моем сознании, она пыталась прогнать меня из своей головы и из своего сердца.

— Тебе нужен кто-то, похожий на тебя, а мне — кто-то, похожий на меня, кто может понять, что со мной происходит. Я уже не та девушка, с которой ты познакомился несколько месяцев назад, но это, думаю, для тебя не новость.

«Лена, когда ты перестанешь наказывать себя? В том, что случилось, нет твоей вины. Ты не могла спасти его».

«Ты не знаешь, о чем говоришь».

«Знаю, ты считаешь себя виноватой в смерти дяди, и ты пытаешься вымолить прощение у него, наказываешь себя».

«Мне не может быть прощения за то, что я сделала».

Она отвернулась.

«Не уходи».

«Я не ухожу. Я уже ушла».

Я с трудом мог разобрать, что она говорит, ее голос в моей голове звучал все тише и тише. Я шагнул к ней. Неважно, что она сделала, неважно, что мы теперь не вместе — я просто не мог смотреть на то, как она убивает себя. Я прижал ее к груди и крепко обнял, как будто пытаясь спасти утопающего, вытащить его из воды в последний момент. Каждый сантиметр ее тела обжигал меня невыносимым холодом. Наши пальцы соприкоснулись. Она прижималась лицом к моей груди, и грудь занемела.

«Лена, даже если мы с тобой больше не вместе, ты все равно не такая, как они».

«Но и не такая, как вы».

Она «произнесла» эти слова почти шепотом. Я гладил ее по голове, не в силах выпустить из объятий. Думаю, она плакала, но точно не уверен. Я посмотрел на потолок — последние куски лепнины вокруг дыры покрылись сетью трещин, казалось, на нас вот-вот рухнет вообще вся крыша дома.

«Значит, это конец?»

Я догадывался, что она ответит, и мне не хотелось слышать этого. Я хотел обнимать ее, притворяясь, что до сих пор имею на это право.

— Моя семья уезжает через два дня. Завтра утром они проснутся и обнаружат, что меня уже нет.

— Эль, ты не можешь…

— Если ты когда-нибудь любил меня, — перебила она, — а я знаю, что это так, то не вмешивайся. Я не позволю, чтобы из-за меня продолжали умирать близкие мне люди.

— Лена!

— Это мое проклятье. Мое! Поэтому — не мешай мне.

— А что, если я откажусь?

— У тебя нет выбора, — мрачно произнесла она, и ее лицо словно накрыла тень. — Если ты явишься завтра в Равенвуд, клянусь, ты будешь не в настроении разговаривать. Ты вообще не сможешь говорить.

— То есть ты наведешь на меня чары?

Между нами существовала негласная договоренность, которую она никогда не нарушала. Она улыбнулась и приложила палец к моим губам.

— Silentium. «Тишина» по-латыни. Вот что ты услышишь, если попробуешь рассказать кому-нибудь о том, что я ухожу.

— Ты не сделаешь этого!

— Поздно. Уже сделала.

Прекрасно. Приехали. Последнее, что соединяло нас, разрушилось. Она все-таки воспользовалась сверхъестественными способностями, чтобы заставить меня сделать так, как ей нужно. Ее золотистые глаза ярко сияли, в них не осталось ни следа зеленого цвета. Я знал, что она сказала правду.

— Поклянись, что больше никогда не придешь сюда, — выскользнув из моих объятий, произнесла Лена.

— Клянусь.

Она молча отвернулась, чтобы я не видел ее глаз. Мне и самому было тяжело смотреть на них. Лена не сказала ни слова, кивнула и вытерла текущие по щекам слезы. Стоило мне выйти из комнаты и закрыть за собой дверь, как послышался грохот.