— Носатенький, я все правильно поняла, — медленно начала Гелия. — Вас только что послали, чтобы залезть в какую-то жопу, нарезать там каким-то нехорошим ушлепкам?

Шредингер кивнул:

— Примерно так, блондиночка. Но я думаю, мы вас оставим тут, вместе с ранеными.

— И себя оставишь, командир? — спросил Ричардсон.

Комвзвода опустил взгляд на собственную руку в бандаже с таким видом, словно только что обнаружил ее.

— Нет! Я — другое дело!

— Неизвестно, где безопаснее, — наш комотделения не собирался сдаваться. — Тут рядом. Марш-бросок в сто километров не понадобится. Все дойдут, а там может каждый ствол на счету оказаться… стрелять-то ведь все могут? Так?

С разных сторон понеслось «да», «конечно», «легко», причем говорили именно те, кто пострадал, с повязками на разных частях тела.

— Убитых пока тут зароем, мир их праху, — вставил свои негромкие пять копеек Ганс. — Потом разберемся, того-сего…

Придется устроить небольшое временное кладбище, это он прав.

— И хватит прятать нас, словно мы травоядные какие! — неожиданно заявила Тамурда. — Дайте нам оружие! И мы покажем, что умеем кусаться не хуже вас, тупых яйценосителей!

— Да! — и Азна потрясла маленьким кулачком, ее черные кудри кинематографично взвихрились вокруг лица.

Даже маленькая и скромная Явонда в этот момент ухитрилась выглядеть воинственной.

— А как же пацифизм? — спросил Шредингер, и кое-кто засмеялся.

Все мы помнили, как эти же самые девчонки грозно вопили «Мы ненавидим солдат! Мы за мир!».

— Это другое! — выдала Тамурда. — Пора отринуть замшелые патриархальные догмы! Женщины умеют воевать ничуть не хуже, чем мужчины! И мы вам это докажем!

— Надо же, сколько дурного за несколько дней набрались вы от «тупых яйценосителей», — комвзвода покачал головой, тут уже засмеялись все, даже невозмутимый Сыч заулыбался, и нордическая физиономия Ингвара перестала напоминать застывшую маску.

— Ладно хоть не воздушно-капельным путем, — добавил Ричардсон, лыбившийся не хуже обкуренного леопарда.

Эрик сделал вид, что он тут случайно оказался и вообще не понимает, о чем идет речь. Азна наверняка покраснела, вот только разглядеть цвет ее щек в ночной тьме было сложновато.

— Ладно, хватит ржать, — остановил начавшееся веселье Шредингер. — Есть меньше часа. Пожрать, оправиться, привести оружие в порядок, еще принять груз, и захоронить погибших. Ну а копанием могил займутся самые выдающиеся бойцы нашего взвода.

И посмотрел он в этот момент именно на меня.

Что же, лопата — первый друг солдата, и с ней в обнимку он проводит времени не меньше, чем с автоматом.

Мы выкопали ряд неглубоких могил, и уложили в них тела тех, кто сегодня расстался с жизнью. Залп давать не стали — шуметь не очень разумно, когда тебе нужно скрыть свое присутствие от недружелюбных соседей.

— Надеюсь, падальщиков тут нет, — пробормотал Вася через стиснутые зубы, когда мы засыпали последний труп, Ящера.

Я пожал плечами — должны быть, как в любой экосистеме, и то, что мы пока никого не видели, ничего вообще не значит.

Жужжание раздалось в небесах ровно в тот момент, когда мы устроились отдохнуть, и вскоре сверху посыпались подарки. Нам прислали еды, патронов, батареек для экранов, и даже стимуляторов и обезболивающего… вот только никакой информации о том, как устроен дредноут изнутри, мы в «посылках» не нашли.

Ну кто бы сомневался.

* * *

Дредноут высился над песками точно настоящий корабль, плывущий через пустыню, и первые лучи рассвета ласково облизывали серые борта.

Мы подошли к нему с юга, со стороны ограды, которая в этом месте уцелела, сохранилась даже контрольно-следовая полоса. Подошли небольшой группой, чтобы разведать обстановку, и залегли за небольшим песчаным холмиком — пусть у нас есть экраны, дополнительное прикрытие не помешает.

Дредноут же события последних дней перенес не так легко, в его борту на уровне земли красовалась трещина высотой метра в три, и шириной как раз протиснуться человеку.

— Интересно, чем это проделано? — спросил Ричардсон, опуская бинокль.

— Ногтями, — тут же откликнулся Эрик. — Они у дрищей сам знаешь какие, о-го-го!

Дрищи тут тоже обнаружились, пятеро охраняли трещину, еще две группы по пятеро обходили хранилище. Информация, полученная от Нгуена, оказалась верной — небольшие силы, никакой армии, да и зачем она здесь, если наш враг уверен, что отрезал батальон от полигона и сковал боем?

Ветер с запада приносил автоматную трескотню и далекие взрывы, там веселуха шла вовсю.

— Чего это они? — подал голос Сыч.

Патруль дрищей, как раз огибавший острый «нос» дредноута, неожиданно остановился, и все они повернулись в нашу сторону. И в тот же момент я ощутил прикосновение… внутри головы, словно мягкая ладошка коснулась мозга и начала гладить извилины.

Ощущение было странное и неприятное, и я вздрогнул.

— Тихо! — прошептал Ричардсон, и мы послушно замерли.

Дрищи пошли в нашу сторону, медленно, словно волоча спрятанные под серыми балахонами ноги. Прикосновение стало более настойчивым, мир перед глазами раздвоился, на меня нахлынул поток странных чувств и мыслей… мягкая пульсация в животе, там бьется нечто похожее на сердце… ноги ощущают не только поверхность песка, но и то, что под ней — температуру, плотность, влажность… искажение в окружающем мире, которого не должно быть, неправильность, не имеющая права на существование и ее надо проверить…

И этой неправильностью был я сам!

Я почему-то чувствовал одного из дрищей, а он чувствовал меня, хотя видеть не мог! Мне хотелось выпустить воздух, но не изо рта, а из дыхательных щелей на груди, и одновременно чесалась спина под бронежилетом, я шел и лежал, я молчал и разговаривал с остальными, выражал свое изумление по поводу того, что происходит, меня было двое и один.

Испуг оказался холодным и острым, точно лезвие копья, входящего тебе в кишки.

— Нет… — выдавил я, пытаясь закрыться от этих ощущений, выдавить чужое из себя. — Отвали… нет…

Расстояние между нами и дрищами сократилось метров до двадцати.

— Тихо, — повторил Ричардсон, и видимо конкретно в мой адрес.

Сначала у меня ничего не вышло, хоть я и напрягся до судорог в мышцах живота, вроде бы даже стало хуже. На какой-то момент я потерял себя, перестал осознавать, что я Иван Серов, уроженец Подмосковья, утратил ту фиксацию на себе, которую любой из нас таскает с собой постоянно.

Но потом я сумел оттолкнуться от этого размытого, туманного состояния, точно ныряльщик ото дна. Я толкнул себя вверх, прочь