Поняла, что метка затихла и теперь лишь легонько кожу покусывала, словно само присутствие рядом с хозяином вулкана и мне, и ему силы давало.

— Для отвара все достану, а вот льда мы, девица, не держим. Не дружны мы с ним. Нет.

— Тогда ты за отваром ступай, с остальным сама разберусь.

Птицей взлетела по лестницам в яблоневый садик, начала ромашку выискивать, да только не было ее там. Видать, хозяин вулкана всю извел, когда я болела. Зато под одной из яблонек листья знакомые увидела — подорожник, что у нас в селении так же ранником именовали. Припомнила, что это от ран первое средство.

Нарвала сочных листьев побольше, потом вернулась в кухоньку, где Огневик деловито горшками гремел.

— Туточки вот у меня, — бормотал, — мята была припрятана. А шишек нету. За шишками сходить надобно.

— Ступай, Огневик. И ромашки прихвати, ежели сыщешь. В саду ее не осталось. А я пока для ран Редрика отвар приготовлю, — пояснила и листьями ранника в руке сжатыми взмахнула.

— Сделаю, хозяйка, все сделаю, а вы, того-самого, к хозяину идите, — кивнул Огневик, забирая листья подорожника. Едва успела у него несколько выхватить.

Пока он с ранником воевал, спустилась в погреб, где мясо хранилось, прихватила кусок похолоднее. В кухоньке зачерпнула в миску воды из бочки, взяла чистых тряпиц и спустилась в кузню.

Села рядом с хозяином вулкана, смочила тряпицу, отжала и счистила кровь и пыль с сурового лица и крепкой шеи. Потом уж за рану на голове взялась. Хмурилась, шишки касаясь, словно сама ту боль чувствовала. Вода в миске совсем красной стала, когда закончила, а из головы кровь все шла и шла…

— Вот, того-самого, один отвар и готов, — Огневик, от усердия пыхтя, принес горшочек. Поплыл яркий травяной аромат по кузне, мешаясь с запахом железа. — А за шишками мне, значится, придется сбегать куда обычно. Хозяин-то не так давно письмецо отправил капитану, того-самого, так там, кажись, и шишки эти были… И ромашка тоже.

— А ему они зачем? — удивилась.

Огневик плечами пожал.

— Боялся, небось, вдруг опять захвораете, хозяйка.

Кивнула только, потом взгляд на Редрика перевела. После того, как кровь смыла, еще бледнее мне казался. Обмакнула чистую тряпицу в отвар ранника, отжала и приложила к ране на голове.

— Может хозяин вулкана умереть? — вырвалось.

Умолкла и тут же подумала: что ж будет, ежели Старуха-Смерть за Редриком придет? Тогда метка исчезнет? Тогда смогу я снова свободной стать? Но тотчас поняла, что не хочу такой ценой свободу обрести.

— То мне неведомо, девица, — пожал дух плечами.

— Я теперь знаю, кто такой Редрик. На Ночи Костров узнала.

— Неужто рассказал? — усомнился Огневик.

Покачала головой.

— Сама вызнала.

— Э-хе-хех, того-самого…

— Что с прошлым-то хозяином вулкана стало, Огневик?

Ежели думала ответ получить, то ошиблась — хитрый дух тут же к дверям скакнул.

— За травками мне надо, хозяйка, — мелькнул пунцовый бок. — Одна нога здесь, другая — там! Метнусь искоркой! К утру обернусь! — донеслось из-за двери.

Вздохнула, поняв, что одной придется здесь остаться. С Огневиком все ж не так тревожно было. С беспокойством смотрела на хозяина вулкана, а сердце так и выстукивало: только б не умер, только б не умер…

Склонилась над ним.

— Не смей умирать, слышишь, Редрик? — прошептала с отчаянием. — Я в этой горе одна не останусь! Не останусь! Запомни!

Сжала губы и, страшные мысли гоня, начала разминать свежие листья ранника и на рассеченную бровь хозяина вулкана накладывать.

Время незаметно бежало. Окон в кузне не было, потому и не знала, день еще или уж к вечеру дело. Заметила только, что через какое-то время Редрик еще жарче стал, чем был. Кожа, казалось, так и пылает. На висках пот выступил, волосы к шее прилипли. Мнилось, что искры красные в них тусклыми стали и едва пробегали теперь.

— Я Торвина Старухе-Смерти уступила, — шептала, распуская шнурок на груди его рубахи, по́том пропитавшейся, — тебя не уступлю. Много ей чести. Не видать ей сегодня здесь жатвы.

Распахнула рубаху, взялась за края, рванула, обнажив тело. Хрипло дышал хозяин вулкана, грудь с трудом вздымалась. Не могла поверить, что он, такой могучий да крепкий, лежит теперь без сил.

Обтерла его прохладной водой, но капли вмиг на теле исчезали, такой жар хозяина вулкана пытал.

— Ты ведь сам из огня, он у тебя в крови, — говорила, водя по груди тряпицей, — так почему же сейчас горишь в нем?

Обтирала и обтирала его прохладной водой, чтоб жар унять, да то и дело бегала в погреб за кусками мяса холодными, чтоб на шишку положить. Хорошо хоть кровь из раны на голове перестала течь.

— Ты, Редрик, не умрешь. Ты мне еще про Весту не рассказал. Ты мне историю задолжал, слышишь? — старалась говорить громче, хотя от шума крови в ушах и сама ничего не слышала. — И пока не расскажешь, как дело было, никуда не уйдешь.

Словно насмехаясь над моими усилиями, Редрик в бреду метаться начал. Зашевелились бескровные губы, силясь сказать что-то. Наклонилась ближе, чтоб разобрать.

— Веста… — сорвалось с них.

Отпрянула. Имя болью по сердцу резануло. Вот оно как… Есть такая любовь, что и после смерти покоя не дает и не отпускает. Уж три десятка лет прошло, а хозяин вулкана все по той, что его была, тоскует. Ежели и сейчас, в бреду, видит свою Весту, выходит, в два раза ему тяжелее.

— Веста? — позвал снова.

Прикусила губу до боли и смотрела на него не отрываясь.

— Веста…

— Тише, Редрик, тише, — попыталась бредящего успокоить, приблизив лицо к его. — А Весте этой своей скажи, пускай без тебя