Алехин знал, что Рим был неспокойным местом. Даже в XIII веке – в эпоху, казалось бы, наивысшего могущества, папам приходилось несладко. Тогда они отсутствовали в Риме в общей сложности шестьдесят лет. Шесть пап XIII века даже ни разу не были в Риме. Вечный город представлял собой настоящую банку со скорпионами. Влиятельные кланы римской знати – Конти, Аннибальди, Орсини, Колонна, Каэтани – постоянно вели борьбу за верховенство. В нее неизбежно были втянуты папа, кардиналы и курия. В Риме добиться верховенства означало занять трон викария Христа. В результате папская тиара становилась игрушкой в руках мелких и чванливых сеньоров. Ощетинившийся феодальными башнями, вечный город жил злобой, завистью и изменой.

Ситуацию усугубляло противостояние папства и Священной Римской империи. С одной стороны, папа и император боролись за первенство в христианском мире. С другой – за владения на Апеннинском полуострове. Нередко понтифик, спасаясь от императорских войск, вынужден был бежать из Рима. На его место приходил антипапа, избранный под давлением императора. «Добавьте к этому малярию и жару, царившую в Риме с апреля по октябрь, и вы поймете, почему Климент не хотел покидать Авиньон», – заключил Алехин. Cредневековый Рим был похож на заваленный рухлядью чердак, раскаленный под всепроникающим солнцем. Перенаселенный, грязный, болезненный город, по которому крысами сновали убийцы, грабители и заговорщики.

Климат Авиньона был мягче, от вторжения императорских войск его надежно защищали владения Франции и неприступный Монблан. Там не было сколько-нибудь влиятельных знатных фамилий. Авиньон вообще был крохотным местечком. И его несомненно ждала участь тысяч захолустных городов Франции. Провинциальная тоска, памятник какому-нибудь второсортному писателю как единственной яркой личности прошлого, свой сорт колбасок и сельскохозяйственная ярмарка на день местного святого. Если бы не случайность: в 1316 году на папский престол под именем папы Иоанна XXII вступил епископ Авиньона. На самом деле уже его предшественник – папа Климент V приметил Авиньон и жил в нем с 1309 года.

Спокойствие и оседлость позволили авиньонским папам создать лучший финансовый и административный аппарат в Западной Европе. Не случайно современники называли их «алчными волчицами». Огромные деньги дали возможность построить величественный дворец, подкармливать художников и поэтов, в частности Петрарку. Именно в Авиньоне папство впервые стало покровительствовать искусствам. К XVI веку длительный брак флоринов с талантами подарил миру Высокое Возрождение.

«Получается, – думал Алехин, – если бы кто-то не отравил де Бофора и он бы стал новым папой, Микеланджело строил бы собор Святого Петра на берегу Роны, а не Тибра. Да и был бы тогда Микеланджело? Закономерности – вздор. История – это цепь случайностей».

– Вот ты где! – Кен услышал торжествующий вопль Ксантиппы – она стояла на пороге его комнаты. – Представляешь, Антуан накупил мне столько шмоток, ты умрешь! Штаны зыкинские! Здесь все узко, а тут завязочки…

– Где вы были? – перебил Алехин, пытаясь скрыть раздражение.

– В Ницце и Монте-Карло, а потом Антуан отвез меня в один отель. В горах! Там лучшее в мире фиш-спа.

– Фиш? Это что, бросают в бассейн с пираньями, чтобы уж наверняка, вместе со всеми шлаками?

– Ты что? – оскорбилась Ксантиппа. – Никакие это не пираньи, а garra rufa. Ложишься в корытце, там эти рыбешки копошатся, мелкие такие, сущая плотва. Они тебя слегка покусывают, – лицо Ксантиппы излучало блаженство, – отшелушивает лучше любой хамки из Конотопа. Тебе обязательно надо попробовать. Так вот… Только расслабилась, как сразу наебали! Выхожу вся умиротворенная, распаренная до косточек, пью чай с имбирем, а мне дебилка одна говорит – и так вежливо, вкрадчиво, сразу должна была насторожиться: не угодно ли приобрести у нас исключительное средство от кругов под глазами и морщин. Ну, я размякла, то-се… Приносят – не поверишь – мой любимый Crema Nera от Армани. Только оказалось, что это не тот, который я всегда покупаю, а другой. В него входит обсидиан! – Пылкая выпучила глаза, будто речь шла о яде кураре. – Ну, он якобы уплотняет все, что можно уплотнить. А у меня этот обсидиан в катышки скатывается, тяжелый, как вакса. – Ксантиппа попыталась изобразить тяжесть обсидиана, чем сразу же воспользовался Алехин:

– Завтра идем на дело. Надо предупредить Антуана.

– Как завтра?! – изумилась Ксантиппа. – Я, дура, этого обсидиана на пятьсот евро взяла. Поедем сдавать. – Голос ее звучал обреченно.

– Ксантип, ты скоро от пятисоток прикуривать будешь. Привыкай к жизни богатых. Они в таких случаях дарят косметику прислуге.

Антуан договорился, что их пропустят во дворец сразу после закрытия. Какой-то человек ждал дю Плесси прямо у ворот Шампо, увенчанных гербовыми розами Климента VI. Он проводил кладоискателей внутрь и вручил Антуану связку увесистых старинных ключей, к каждому из которых была привязана небольшая бирка.

– Это от тех помещений, которые обычно закрыты для туристов, – быстро пояснил дю Плесси.

– Как вам это удалось? – изумился Алехин, когда человек удалился, почтительно пожелав «доброго вечера».

– Я сказал, что вы правая рука Путина, министр нефтегазовой безопасности, а Ксантиппа – депутат курултая. Твоя очаровательная хризантема, Ксантиппа, – Антуан дотронулся кончиками пальцев до цветка, прикрепленного к бретельке сарафана, – это просто чудо какая конспирация. Ты вылитый депутат курултая. – Он обернулся к Алехину: – Самое время, дорогой Кен, посвятить нас в суть дела.

Они прошли в большой внутренний двор, который образовывали постройки времен Бенедикта XII и Климента VI. Солнце еще не скрылось за башнями и изрядно припекало. Небо рассекали стремительные стрижи. За стенами, на придворцовой площади, гремели скейтборды. Друзья присели на край деревянного помоста, который уже соорудили для Авиньонского театрального фестиваля. Алехин достал листок бумаги с шарадой Климента VI и прочел первое четверостишье:

Семь ангелов хранят секрет.

Когда найдешь из них ты четверых,

Идя дорогой пилигрима,

Увидишь остальных сначала в голове своей, потом в камнях.

– Я сначала сконцентрировался на слове «ангелы». И это было ошибкой, – признался Кен. – Главная строка здесь: «Идя дорогой пилигрима». «Пилигрим» – не просто путник, это паломник. Не случайно крестоносцев называли «пилигримами». В Средние века всякое действие обретало высший смысл, если было устремлено к Богу. Бог есть начало и конец. По латыни fines – «конец» – это одновременно «цель» и «смысл». Соответственно наиболее осмысленным перемещением в пространстве считалось посещение святых мест.

– То есть «ангелы» – это не обязательно «ангелы»? – недоумевал Антуан.

– Именно, десятым чином ангелов называли праведников – мучеников, молельников, столпников и подвижников, то есть святых, – Алехин рассказал о том, что Климент задумал заместить старый Рим новым. Авиньонский дворец должен был стать подобием Вечного города, его отражением. Поэтому «семь ангелов» – это семь почитаемых святынь Рима. Авиньонская Башня Ангела, где располагались личные апартаменты папы, – не что иное, как проекция Замка Ангела, бывшего мавзолея Адриана, который защищал подступы к Ватикану. На Ватиканском холме располагается собор Святого Петра – он от нас справа, – Алехин указал на продолговатое здание, испещренное оконцами.