Лица, ярко раскрашенные в белый, коричневато-желтый и красный цвета, украшали татуировки. На лбу и щеках виднелись малиновые узоры, должными символизировать бесстрашие, их вывели кончиком меча, который обмакнули в жуков, раздавленных в ступках женщинами. На широких гладких грудных клетках были запечатлены ухмыляющееся солнце, луна и синие лица с извивающимися змеями вместо волос, на пыльных спинах — кровавые отпечатки пальцев, оставленные другими воинами. Бока лошадей украшали птицы, рыбы, ярко-желтые попоны и красноватые отметины. Некоторые появились после того, как туда приложили руки, отсеченные у стонущих пленников.

Одни носили темно-синие тюрбаны, когда-то принадлежавшие персам, а теперь грубо обмотанные вокруг голов или горла, другие — шлемы из сыромятной кожи, которые проткнули рогами быков или сайгаков и усеяли странными магическими изображениями. Кутригуры сжимали в кулаках пучки стрел и даже своими заточенными и заостренными зубами (ведь кое-кто не брезговал и каннибализмом) стискивали еще несколько штук. Некоторые накрасили губы и намазали вокруг рта ярко-красным, желая внушить врагам, что те уже мертвы, а у ртов остались следы крови после последней резни, когда они накинулись на убитых и стали жадно пить кровь.

Такими появились завывающие кутригуры, и из-за жалких колючих зарослей Аттила и избранные заметили несколько просто раздетых неприятелей, носящих лишь браслеты и кольца вокруг толстых запястий. Атакующие гнали лошадей во весь опор, пришпоривая ногами в блестящих сандалиях с дорогими награбленными украшениями. Были они похожи на рассвирепевших шлюх, если тех усадить на коней. На некоторых не было ничего, кроме кожаных ремней на талии с висящими топориками, кинжалами и привязанными головами, где виднелась запекшаяся кровь. С них свисало множество черепов и голов. Кутригуры сжимали зловеще изогнутые остроги и веревки из жгучей крапивы. Даже тела воинов были покрыты осколками битого стекла, яркими шариками, драгоценностями. Некоторые уже испытывали сильное волнение, тяжело и часто дыша и наполовину прикрыв глаза, словно приближаясь к следующей кровопролитной кульминации.

Но люди Аттилы за колючими зарослями знали, как они погибнут, если попадутся живыми, какая им предстоит медленная и мучительная пытка.

Такой легион, насчитывающий много тысяч человек, с воем напал на гуннов в тот день. Внешний вид и гвалт кутригуров производили омерзительное впечатление. Враги с грохотом вздымали облака пыли, сквозь которое они и появились, словно одержимые демонами. Позади шествовала толпа женщин и детей постарше, вооружившихся маленькими ножами и кинжалами для окончательной расправы, которую собирались произвести после свирепой битвы на ратном поле, оглашенном стонами.

Там была и ведьма Энхтуйя.

Пораженный ужасом, маленький отряд Аттилы глянул из укрытия на чудовищное полчище. Люди попытались убедить себя: раньше случалось пережить и кое-что пострашнее, но победа все равно оставалась на его стороне. Но никто даже на мгновение не смог вспомнить, когда. Гунны собрались с духом и положились на своего вождя.

Орест бросил взгляд в сторону и увидел Аттилу, схватившего лук левой рукой. Его лицо приняло воодушевленное выражение, но прежняя сардоническая ухмылка не исчезла даже сейчас. Смех в преддверии смерти… Похоже, несмотря на нелепость и кошмар, в этой безымянной пустоши между последним взрывом хохота и последним вздохом каган собирался одержать своего рода отчаянную победу.

Орест покачал головой:

— Перестаньте улыбаться, заклинаю Аидом, — заворчал он. — Вы заставляете меня нервничать.

— Я просто размышлял, — невозмутимо ответил Аттила, и его улыбка стала еще шире.

— Размышляли о чем?

— Я просто размышлял: представь, как отреагируют римские легионы на это завывающее и вселяющее ужас войско. Они сражались со множеством врагов, но ни разу не сталкивались ни с чем, похожим на кутригурских гуннов в дикой ярости.

Орест покачал головой.

— Все должно идти своим чередом, — сказал он и выдернул первую стрелу из рядов в земле под ногами и приложил к тетиве.

— Не стрелять, пока я не отдам приказ!

— Да, мой господин, — пробормотал грек с некоторым сарказмом.

Аттила кивнул в направлении ужасного облака пыли, стремительно приближающегося к гуннам.

— Наблюдай.

Кутригуры легко преодолели ничем не примечательное плоскогорье, по прошествии многих лет ставшее почти совсем ровным. Ветер и безжалостное солнце почти высушили его. Несчастная кучка врагов, в рядах которых насчитывалось менее ста человек, стояла за презренными колючими зарослями и выглядывала из-за края, подобно суркам, высунувшим нос из норы. Вой смешался со смехом, и некоторые из воинов от возбуждения искусали себе губы до крови.

— Пора, — сказал Аттила.

Первые лошади кутригуров показались среди валунов, разбросанных по твердой суровой земле, почти полностью покрытых бледной пустынной пылью. Один конь перевернулся. Остальные замедлили бег, дрогнули и стали продвигаться осторожнее. Разъяренные всадники стегали животных веревками, ремнями и кнутами, но лошади могли скакать по камням не быстрее, чем верблюды идут по песчаным дюнам. Воины, скачущие позади, врезались на полном скаку в еле передвигающийся передний ряд и стали давить друг друга.

Аттила поднял правую руку. Восемьдесят человек не отрываясь смотрели на него, а не на врага.

Каган выжидал. Затем он заметил, как один воин наехал на другого, свернул в сторону и едва ли не упал с коня. Он врезался в третьего кутригура, под которым лошадь в ярости взбрыкнула и налетела на огромный камень, повредив ногу.

Аттила опустил руку.

— Вперед! — закричал он.

Восемьдесят лучников собрались вдоль одной стороны колючих зарослей. Кутригуры в слепом гневе и по неопытности не окружили их, а сбились в одну толкающуюся и двигающуюся по кругу массу.

— Они прежде не атаковали укрепленные позиции, — сказал Орест.

Аттила кивнул:

— Даже столь слабо укрепленные, как наши.

Стрелы посыпались на врагов, каждый лучник выпускал по дюжине в минуту. Они взлетали высоко в вечное голубое небо и затем падали вниз, проламывая шлемы и доспехи из бычьей кожи и вонзаясь в мозги, мясо и кости. Казалось, идет дождь. Тысячи стрел поразили кутригуров в первую минуту. Сотни получили ранения и не менее сотни умерли на месте. Лошади становились на дыбы и метались, в агонии и в припадке безумия кусая друг друга.

Наконец откуда-то сзади, из рядов беспорядочно окруженных всадников, донесся властный голос. Где-то старый зловещий вождь со щеками со следами оспин и почти плоским носом стал отдавать приказы. Шеренги толпящихся всадников начали отступать, а воины — разделяться. Те, кто находился на левом фланге, перешли в галоп первыми. Между кутригурами появилось свободное место. Стрелы, сыпавшиеся с неба, падали в пыль и не достигали цели. Всадники стали расходиться дальше и занимать свои позиции. Затем все поскакали галопом. Они разделились и мчались с нарастающей скоростью. Но не к колючим зарослям, через вероломную груду камней, а вокруг. Кутригуры неслись, выкрикивая военные лозунги и быстро двигаясь, словно сами демоны из пыли, вокруг чащи с шипами, и стрелы восьмидесяти гуннов Аттилы все чаще не попадали в кружащиеся мишени. Затем враги стали прицеливаться и стрелять. Дисциплина у них была плохой, а особой меткостью кутригуры, как уже выяснилось в результате проверок, не отличались. Но неприятелей оказалось очень много, и они выпускали все новые и новые стрелы… И усилия стали приносить плоды.