Между тем сражение, казалось, замирало; заметно стихал гул артиллерийских орудий; солнце близилось к закату.

Скоро ночь стала очень темной. Мало-помалу по той и другой линии зажглись огоньки…

В ожидании простого обеда, который должен был подкрепить наши силы, я мысленно подводил итоги всему виденному за этот день. Сравнивая это сражение с другими, бывшими при Ваграме, Эслинге, Эйлау, Фридланде, я удивлялся тому, что сегодня мы не видели, чтобы император проявлял, как раньше, ту энергию, которая решала нашу победу. Он только приехал на поле сражения и сел поблизости от своей гвардии, на холме, откуда ему все было видно и над которым пролетело много пуль.

Возвращаясь из всех своих поездок, я неизменно находил его на этом месте. Он сидел все в одной и той же позе, с помощью карманной зрительной трубы наблюдал за всеми движениями армии и с невозмутимым спокойствием отдавал свои приказания.

Мы не имели счастья видеть его таким, как прежде, когда одним своим присутствием он возбуждал бодрость сражающихся в тех пунктах, где неприятель оказывал серьезное сопротивление и успех казался сомнительным. Все мы удивлялись, не видя этого деятельного человека Маренго, Аустерлица и т. д., и т. д. Мы не знали, что Наполеон был болен и что только это не позволяло ему принять участие в великих событиях, совершавшихся на его глазах единственно в интересах его славы. Между тем татары из пределов Азии, сто северных народов, все народы Адриатики, Италии, Калабрии, народы Центральной и Южной Европы — все имели здесь своих представителей в лице отборных солдат. В этот день эти храбрецы проявили все свои силы, сражаясь за или против Наполеона; кровь 80 тыс. русских и французов лилась ради укрепления или ослабления его власти, а он с наружным спокойствием следил за кровавыми перипетиями этой ужасной трагедии.

Мы были недовольны; суждения наши были суровы.

Лежен

После битвы

С поля сражения Наполеон отправился в бивак, в котором провел предшествующую ночь. Усталый и сильно страдая от насморка, он нуждался в отдыхе и уходе. Однако и эту ночь он провел в палатке, что увеличило его недомогание, и он совершенно потерял голос. На рассвете я явился в императорский бивак, чтобы узнать новости и получить инструкции от обер-шталмейстера. Перед палаткой, занятой Наполеоном, был разведен большой костер, вокруг которого грелись дежурные офицеры. Вскоре подошел к нам погреться Неаполитанский король; он справился о здоровье императора и о том, можно ли его видеть. Несколько минут спустя явился маршал Ней. Оба героя сражения дружелюбно поздоровались друг с другом, и король сказал маршалу:

— Вчера был жаркий день, я никогда не видел сражения с таким артиллерийским огнем. При Эйлау не меньше стреляли из пушек, но то были ядра, а вчера обе армии так близко стояли друг от друга, что почти все время стреляли картечью.

— Мы не разбили яйца, — возразил маршал. — Потери неприятеля должны быть громадны, и нравственно он должен быть страшно потрясен. Его надо преследовать и воспользоваться победой.

— Он, однако, отступил в полном порядке, — заметил король.

— Просто не верил этому, — возразил маршал. — Как это могло быть после такого удара?

Тут этот интересный разговор был прерван, так как император позвал к себе маршала.

Утром Наполеон сел на лошадь и в сопровождении многочисленной свиты, среди которой был и я, отправился на поле вчерашней битвы и сделал смотр разным корпусам, так храбро на нем сражавшимся. Я заметил значительное уменьшение в составе наших батальонов, так что некоторые, на мой взгляд, не насчитывали в своих рядах и 100 человек. Эта громадная потеря не может быть приписана исключительно гибели солдат в сражении; многие из солдат были посланы подбирать раненых и относить их в госпитали, другие были отправлены добывать припасы по окрестным деревням.

Подъехав к маленькой, дотла сожженной деревне, мы увидели, что земля была сплошь покрыта убитыми; попадались целые ряды московских гвардейцев — это были полки Семеновский и Литовский, совершенно разгромленные.

Оттуда мы направились к Бородино вдоль высот, где была выстроена русская армия. Они также были покрыты трупами. Мы заметили, что по всей линии в общем на одного убитого француза приходилось трое русских, и это может дать понятие о пропорциональности потерь обеих армий, тем более что мертвых еще не успели похоронить и они лежали там, где пали. Что касается наших раненых, то под центральный госпиталь был приспособлен Колочский монастырь. Этот обширный монастырь, расположенный всею в 8 верстах от поля сражения, мог вместить большое их число. С появлением на поле сражения Наполеона этот долг гуманности был исполнен и в отношении русских раненых, он сам указывал, кого из них следовало перенести, по мере того как он их находил или до него доносились их стоны. Постепенно он разослал всех офицеров своего штаба, чтобы ускорить дело и оказать этим раненым быструю помощь. Наполеон принимал в них самое горячее участие, и я видел, как его глаза не раз наполнялись слезами. Бесстрастный и спокойный во время сражения, он был гуманен и чувствителен после победы.

Солтык

Бородино, 8 сентября. Еще одна ужасная ночь! Проведя предыдущую в грязи, истребив, несмотря на всю нашу бережливость, весь провиант до последней крохи, мы остались без продовольствия: нечего есть, нечего пить. Колоча, куда многие кидались, чтобы избегнуть резни, запружена трупами, вода окрашена кровью. Нам пришлось расположиться среди мертвецов, стонущих раненых и умирающих. Усталые и изнуренные, мы не можем помочь им. Наконец погода, прекрасная в течение всего дня, с наступлением ночи стала сырой и холодной. Большинство полков осталось без огня, его разрешили зажечь только в полночь, когда усталым людям, умирающим от голода, не оставалось другого средства от страданий, как согреться!

Утром мы были изумлены; русская армия исчезла. Какое грустное зрелище представляло поле битвы! Никакое бедствие, никакое проигранное сражение не сравняется по ужасам с Бородинским полем, на котором мы остались победителями. Все потрясены и подавлены. Армия неподвижна, она теперь больше походит на авангард. Многие солдаты отправляются в окрестности искать пропитания или дров; другие стоят на часах, а некоторые наконец заняты подачей помощи и переноской раненых. Несчастных отправляют или в Колочский монастырь, в 4 верстах от поля битвы, или в соседние дома. Но места для всех не хватает.

Часть утра Наполеон употребил на осмотр вчерашних русских позиций.

Решительно ни на одном поле сражения я не видел до сих пор такого ужасного зрелища. Куда ни посмотришь, везде трупы людей и лошадей, умирающие, стонущие и плачущие раненые, лужи крови, кучи покинутого оружия; то здесь, то там сгоревшие или разрушенные дома.

Огромная площадь трех главных редутов взрыта ядрами; на ней виднеются тела, разбросанные члены, глубокие ямы, вырытые снарядами, с погребенными на дне их трупами. Ясно видны те места, где разорвавшимся снарядом разбиты лафеты пушек, а кругом убиты все — люди и лошади. В некоторых местах битва была такой ожесточенной, что трупы нагромождены там кучами. Солдаты роются не только в мешках, но и в карманах убитых товарищей, чтобы найти какую-нибудь пищу. Говорят, что Наполеон велел переворачивать трупы офицеров, чтобы определить, чем они убиты. Почти все изранены картечью. Трудно представить себе что-нибудь ужаснее внутренних частей главного редута. Кажется, что целые взводы были разом скошены на своей позиции и покрыты землей, взрытой бесчисленными ядрами. Тут же лежат канониры, изрубленные кирасирами около своих орудий; погибшая тут почти целиком дивизия Лихачева, кажется, и мертвая охраняет свой редут.