Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сантон встретил меня радушно. Мне он показался знакомым. Вот какую историю он рассказал.
«Я хорошо помню эту девушку. Она покинула наши края, но перед тем пришла ко мне и попросила истолковать один сон. Сон был простой. Ей часто снилось, будто она падает в бездонную пропасть. Она истолковывала сон таким образом, что это падение в преисподнюю и что она осуждена на муки за непокаяние в грехах.
«Вздор, дорогая моя, – сказал я.– Хотя сон действительно ничего хорошего не предвещает. Сон о падении может иметь только один смысл. Он всегда означает, что сновидец есть падшая женщина, однако ты должна опасаться наказания от своей семьи и общества, а вовсе не Божьей кары, ибо Бог милостив и расценивает подобные случаи по-разному».
* * *
Тут Бэльян перебил Йолла:
– Сантоново истолкование просто нелепо, ибо мне часто снится, будто я падаю, но это не значит, что я падшая женщина!
Йолл пожал плечами и продолжил.
* * *
Я посоветовал ей покинуть места, где ее знают, и убежать в лесную чащу, где ей не будет грозить всеобщее осуждение. Она расплакалась, ибо не желала покидать родителей, не желала она и оставлять всякую надежду вновь увидеться со своим возлюбленным. В конце концов, хотя и не совсем поняв мой совет, она послушалась, и больше я ее никогда не видел».
Я повернулся было, чтобы уйти, но он поднял руку и остановил меня.
«Постой. Это еще не все. Взглянув на нее, я сразу же понял, что она на сносях. Лишь по наивности своей не замечала она этого факта. Так вот, когда ее встревоженная семья организовала поиски и в результате этих поисков было обнаружено тело девушки, погибшей от холода и голода на опушке леса, обнаружились и признаки того, что она родила, но следов ребенка никто не нашел. Вот и вся моя история».
Я разрыдался. Но что-то меня тревожило. Внезапно я понял причину моей тревоги – тот знакомый запах паленого. Дрались мы отчаянно (он выцарапал мне глаз), но в конце концов я не сумел его удержать (ибо джинн способен ускользать из обличья в обличье), и он не долго думая отказался от лживой маски сантона, дабы вырваться из моих рук.
Я погрузился в раздумья. Она умерла, если джинн говорил правду, но, возможно, жив был мой ребенок. «Лишь найдя свое дитя, смогу я придать какой-то смысл тому, что было до сих пор бессмысленной жизнью». И все же я был растерян, не зная, как вести поиски. Наконец я вспомнил о тех, кто заботился обо мне в младенчестве. Я вернулся к обезьянам и обратился за помощью и советом к своим приемным родителям. Они ответили, что сначала должны узнать мнение своих старейшин.
(– В чем же, интересно, – как бы в скобках вставил Йолл, – состоит все очарование историй о говорящих животных? Возможно, все дело в ребенке, что в нас сидит. Дети рождаются в силу некоего животного магнетизма и придают любви облик пушистого медведя, а страху – громадного насекомого.)
Полагаю, те, кто не был удостоен чести жить среди обезьян, как я, не сумеют ясно понять, что в обезьяньем обществе царят порядок и иерархия и что важные решения принимаются советом старейшин. Несколько дней я ждал, когда соберется совет, и еще неделю – прежде чем мне сообщили решение, и ответ их был довольно краток. Они дали мне загадку и велели не прекращать поиски, пока не найду того, кто сумеет ее отгадать. Загадка была такая:
Спрошу тебя о семерых, уже имеющих названья.
Они не заплутают, не вылетят из памяти, и каждый стар и нов.
Всяк, кто живет в них, живет как в жизни, так и в смерти.
И вот, сирота и чужак, вечно скитаюсь я по земле, загадывая всем эту загадку и разыскивая свое дитя».
Джинн закончил чтение.
«Теперь я сожалею о том, что убил его, – сказал мальчик.– И все же ничего не понимаю. Почему он разгневался и почему вылил воду?»
«На другом листе бумаги, который я тебе дал и который ты показал ему, был ответ на загадку. Вот почему он разгневался, и вот почему письмописец, когда смекнул, в чем дело, велел камнями прогнать тебя из деревни»
«Не понимаю. Совсем ничего не понимаю».
Тогда джинн, забрав и второй документ, поведал ему ответ на загадку, повернулся на другой бок и притворился спящим.
Разгадка ничего не прояснила, и волчий выкормыш пребывал в крайнем недоумении, но этим ему и пришлось довольствоваться. В глубокой задумчивости он повернул обратно и отыскал королевскую дорогу, которая вела ко дворцу султана. Там он рассказал свою историю султану и его придворным почти столь же подробно, как я рассказал ее вам. Было много вопросов и споров.
«Вот уж воистину головоломка и чудо! – воскликнул султан Рукнабада.– Что все это значит?»
«Это значит, – сказал мудрейший из придворных, единственный, кто внимательно следил за всем происходящим, – что мальчик сей – идиот, сын идиота и внук идиота.– Затем, помолчав, он добавил: – Разве сумел он хоть что-то узнать?»
Мнение этого придворного было решающим, и волчьего выкормыша навсегда изгнали из султанова дворца и владений.
– Я совершенно сбит с толку, – сказал принц, решив, что носильщик уже закончил.– К чему все это имеет отношение?
– Вы нетерпеливы, – ответил носильщик. Дослушайте до конца. А конец сей истории таков, что после многочисленных приключений и неприятностей изгнанный юноша обосновался в Багдаде и стал там трудиться носильщиком. А теперь должен сказать вам, что юношей тем был я.
– У вас увлекательная и яркая жизнь, – признал принц и задумался. Через некоторое время он вновь заговорил: – Теперь, выслушав вашу историю, я понял, что вы все время знали и загадку, и разгадку – даже до того, как встретились с Вашо и волшебником-христианином, и задолго до того, как встретились с дамой в саду.
– Да, это так, – улыбаясь, согласился носильщик.
– Но ничего по этому поводу не предприняли?
– Это верно. Мне и в голову не приходило, что я должен что-то по этому поводу предпринять.
– Вы и вправду идиот, – заключил принц.– Такой идиот, что не только протекции от меня не дождетесь, но и рады будете убраться подобру-поздорову.
* * *
Йолл выпалил эти последние слова и умолк.
Скандал, да и только. Похоже, я окончательно все запутал. Меня мутит от стыда и усталости, и слава Богу, что при этом не присутствует ни один конкурирующий специалист из касасиунов. Хорошо бы Бэльян не задавал больше вопросов. Я должен быть вежлив, но, уверен, при этом он подает дурной пример остальным. Попытаюсь сделать последнее усилие. Боюсь, следующий эпизод окончится для меня не совсем благополучно…
Воцарилась тишина. Затем:
– Но я совсем ничего не понимаю, Йолл. В истории, которую вы нам рассказали, не объясняется, откуда мартышки знали ответ на загадку о «семерых, уже имеющих названья».