Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Нет. Но другого выхода у меня не было. Я женился. Моя жена умерла, и я с горечью думаю о том, что за всю жизнь не сумел ее ничем порадовать.
Маргерита протянула ему белую гвоздику, как будто этим жестом можно было утешить его горе, и вздохнула:
– Бедная она, бедная.
Они умолкли. В этот раз памятник Моцарту не мог отбросить на них тени, чтобы показать им, как проходит время.
– А ты?
– Через два года мы развелись.
Теперь он украдкой взглянул на нее, удивленно и беспокойно.
– Почему же ты меня не отыскала? – выпалил он.
– Я пыталась. Но не знала, где ты. Я даже в Будапешт съездила, вниз по реке, как ты говорил. – Маргерита смотрела перед собой широко раскрытыми глазами, не видя могил, вглядываясь только в то, что с ней произошло. – Как я должна была тебя искать, если я не знаю даже, как твоя фамилия? А в телефонной книге Пешта каждого второго зовут Золтан.
– Я не могу поверить… – в отчаянии прошептал Золтан.
– Ты как в воду канул. Бесследно. И я переехала сюда жить, чтобы быть поближе… к воспоминаниям о тебе. Где ты живешь?
– Ты жила здесь?! – страдальчески вскричал он.
Теперь Золтан поглядел ей прямо в лицо. Серые глаза пронзили его острой болью, и он понял, что взгляды и вправду ранят.
– Последние двадцать лет. Я бросила петь, бросила музыку и все связанное с музыкой, потому что…
– Ты все последние двадцать лет жила в Вене? – перебил он.
– В Хайлигенштадте. И думала о тебе.
Золтан вскочил и перевел дыхание, сам себе не веря. И снова сел.
– В Хайлигенштадте, – повторил он, чтобы удостовериться, что не ослышался.
– Да.
– В красивом доме. – Он растерянно помотал головой. – Анна говорила… – Он снова помотал головой, давая понять, что не важно, что я лучше помолчу, сдаюсь, говори дальше.
– Да-да, в красивом доме. Возле дома Бетховена. И только когда попала в аварию, перебралась в центр, в дом с лифтом.
Тут Золтан впервые обратил внимание на инвалидную коляску. Он раскрыл рот, чтобы что-то сказать, но навязчивая идея взяла свое:
– Двадцать лет мы оба стояли на одних и тех же светофорах, оба катались на колесе обозрения в парке Пратер…
– Я ни разу на нем не каталась. Я не знала, что ты здесь живешь.
– Двадцать лет. Ты снова вышла замуж?
– Нет. Но встретила… – Она умолкла и сменила тему. – Я тебя искала до тех пор, пока…
– Зачем же ты меня бросила, – перебил ее Золтан, – чтобы потом так тосковать?
– Я всегда так делала. Только раньше не знала почему.
– А теперь?
– Теперь знаю.
– Почему?
Она взяла букет гвоздик, поглядела на него и в смущении положила обратно себе на колени:
– Как твои фортепианные концерты?
– Я больше этим не занимаюсь. Перешел в концертмейстеры.
– Ты был прекрасным пианистом.
– Наверное, да. Но мне не хватило… – Он прервал себя на полуслове. – Ты так и не сказала мне, почему ты меня бросила, если знала, что будешь так тосковать.
Она помолчала. Как будто ей было очень трудно открыться Золтану. И продолжала, через долгое время:
– Дело в том, что… мне страшно чувствовать, что счастье у меня в руках. Оно жжет меня, я в ужасе думаю, что оно взорвется.
Он положил руку в ее ладони, как частичку счастья.
– Держи крепко, не взорвется.
Но она машинально разжала руки и отпустила его.
– Я часто возвращалась сюда, – сказала она, чтобы скрыть волнение. – Только теперь уже давно не приходила… Понимаешь, я встретила…
– А я ни разу сюда не возвращался. Никогда, до сегодняшнего дня. – Он огляделся вокруг, как будто призывая мокрые деревья в свидетели. – Я бы не смог этого вынести.
Маргит умолкла и решила сменить тему:
– У тебя есть дети?
– Нет. Только воспоминания. Можно я приглашу тебя на обед?
– Понимаешь… Это не совсем… У меня слабый… – Маргит указала на коляску, словно это она была во всем виновата, – мочевой пузырь: я не люблю надолго выходить из дома.
– Мы все сделаем, как скажешь.
Она на несколько секунд задумалась. Золтану показалось, что в серых глазах снова проснулась та же пронзительная сила, которая зажигалась в ней всякий раз, когда она оказывалась на пороге тайны.
– Разреши мне сходить в туалет. После… – Она улыбнулась. – После будет после.
Золтан встал, и она подъехала к нему. Снова падали редкие капли. Они молча направились к зданию, стоявшему на входе, туда, где был туалет. У входа она повернула коляску к нему и поглядела ему в глаза.
– Жди меня здесь.
– Я всегда слушался тебя беспрекословно. – Он серьезно посмотрел на нее. – С чего же мне теперь этого не делать?
Она подмигнула ему серым глазом и скрылась за дверью санузла для инвалидов. Золтан отвернулся и вздохнул. На душе у него было не спокойно, а тревожно. Он понюхал белую гвоздику, которую дала ему Маргерита. Аромат от нее исходил сладчайший, очень радостный. Если за все эти годы он в какой-то степени достиг душевного равновесия, сейчас все это титаническими усилиями воздвигнутое здание было готово обрушиться. Дождь закапал сильнее. Решив себя немного приукрасить, он вдел гвоздику в петлицу и, освободив руки, раскрыл зонт; по нему снова застучали капли; только теперь этот звук казался ему нежным, потому что надежда была так близко.
Через несколько минут дождь кончился так же неожиданно, как и начался, и Золтан снова сложил зонтик. Тут завибрировал телефон, напоминая ему, что жизнь не остановилась. Далекий голос Петера вывел его из задумчивости.
– Да, привет, Петер, – очень неохотно сказал он. – Чем я могу тебе помочь?
– Нет-нет, ты понимаешь, я… просто хотел поблагодарить тебя за книгу о Фишере. Я ее только пролистал, но сразу видно, что это шедевр.
– Нет, правда, серьезно, – с непростительным нетерпением отозвался Золтан. – Что с тобой стряслось?
– Я не могу играть, – сказал Пере Броз, – и не играть я тоже не могу. Я часто думаю о тебе. Мне очень грустно, Золтан.
– Послушай, сейчас я…
– Я уже целых полгода не сплю от тоски. Мне нужно отдохнуть. Помнишь, ты мне сказал…
– Послушай, давай это обсудим в другой раз?
– Ты мне сказал, брось музыку, если она не дает тебе быть счастливым.
– Послушай, давай потом созвонимся, ладно?
– Мне привиделся Шуберт, – в отчаянии проговорил Петер.
– Шуберт? – Золтан машинально покосился на могилу. Но тут же повернулся обратно и продолжил караулить дверь санузла для инвалидов. – Петер, послушай. Я…
– Ну хорошо, хорошо.
– Позвони мне попозже, да?
– Не забывай, что я люблю тебя. Всем сердцем.
Петер положил трубку как будто слишком быстро, и Золтан в задумчивости убрал телефон в