провинция Синьцзян

Тыхе долго ходила кругами вокруг жилища квартирантов – русского офицера, доктора и Петрухи. Она слышала, как они громко что-то обсуждали, и все придумывала повод, чтобы вызвать ненадолго Петруху. Потом сбегала на кухню, собрала кое-какой еды и решительным шагом направилась к лачуге. Постучала, прервав своим стуком разговор мужчин, молча поклонилась, поставила еду на стол, заметив что в комнате все перевернуто верх дном и сделав Петрухе едва заметное движение головой, чтобы он вышел ее проводить, также молча вышла. Он вышел следом.

– Тыхе, ты мне что-то хотела сказать?

Вместо ответа, она бросилась к нему на грудь, крепко-крепко прижалась к растерявшемуся парню и прошептала:

– Петруза, не уходи от нас, останься. Тебе будет с нами хорошо. Ты не первый русский, оставшийся в Китае. А с ним пойдешь – беда будет. Останься со мной.

Сметливым крестьянским умом Дронов и сам понимал, что рано или поздно придется делать выбор – возвращаться в Россию или остаться в Китае, и что безопаснее остаться. Только ведь пока с Ремизовым они разговора не вели, а Тыхе, значит, почувствовала, что расставание близко. Вот ведь китайская душа.

Обнимая хрупкую китаянку, Петруха думал о том, что остаться здесь навсегда – лучший выход из создавшегося положения. Для большой семьи Хвана такой рукастый зять, как он, просто находка. Хван – славный, добрый, опять же с достатком живет, не бедствует, Петрухе любые документы выправит, если понадобится. Ремизову тоже поможет. Павел Петрович до России сам доберется, не маленький. С твердым решением сегодня же поговорить с бывшим командиром по душам Петруха, простившись с Тыхе, бодрым шагом направился к нему.

Павел Петрович по-прежнему сидел на земле, разбирая записи Немытевского. Казалось, он даже не слышал, как вошел Петруха.

– Пал Петрович, э-э-э, – запинаясь, начал он разговор, – поговорить нам надо.

– О чем, Петя? Может позднее, видишь, что тут с бумагами? Все надо разобрать.

– Да на кой черт их разбирать! Профессор ваш уж сгнил в земле китайской, что толку-то от них? Кацебо рылся, вы сидите в темноте, как крот. Вам бежать пора отсюда, пока не поздно. Кто знает, что у Валериана на уме? Пришлет еще лихих людей за ними… Спалили бы вы их, бумажонки эти, да и в Россию умотали поскорее.

Ремизов, отложив записки, сел на лавку, пристально посмотрев в глаза бывшему ординарцу.

– Я, кажется, все понял, Петя. Ты решил остаться с Тыхе, а меня, как я понимаю, в Россию хочешь отправить?

– Так и есть. Чего ходить вокруг да около. Сейчас самое время уходить, но я свою китаянку бросить не смогу… Хван – мужик хороший, он вам поможет. Поймите меня правильно, мы же не чужие люди, столько лет вместе прослужили, сколько раз смерти в лицо смотрели… Я за вас боюсь. Как вспомню взгляд Валериана, так мне сразу не по себе. Спугнул я его, не дал до конца в бумагах покопаться… Страшный он человек, если ему что-то в этих бумагах надо будет, он вернется.

– Петр, ты все правильно сделал… Если решил остаться, так что же. Я твой выбор уважаю. Рад, что ты готов мне помочь. А я, действительно, уже загостился на чужбине. Пора домой… Давай пойдем к Хвану, что он нам посоветует.

Когда они вышли за дверь, Тыхе, бросив украдкой взгляд на решительного, взъерошенного Петруху, чуть заметно улыбнулась: «Ну, теперь он мой!»

Бегство Кацебо и его попытка выкрасть наследие профессора Немытевского имело и свои положительные стороны. Ремизов без труда смог договориться с Хваном, как ему безопаснее всего перебраться в Россию. Мудрый Хван решение русского офицера принял спокойно, и желание Петрухи остаться с Тыхе, а не возвращаться с Ремизовым на родину, только подтолкнуло его побыстрее помочь с нелегальным возвращением.

Валериан Кацебо возвращаться за бумагами не стал. Все, что он успел захватить с собой – это небольшой кусок старинной фрески и потертую тетрадь профессора. Этого было вполне достаточно, чтобы вернуться когда-нибудь вновь в Китай и пройти по пути профессора Немытевского. Этого чудаковатого старика Кацебо в живых не застал, но он видел, как Ремизов возился с какой-то странной картой профессора, как зашивал ее в одежду. Пытливый ум и природная смекалка всегда выручала Валериана – он не строил далекоидущих планов насчет записей старика. Когда ему удавалось втайне от Петрухи и Ремизова порыться в бумагах, он успел немногое узнать, и если бы пронырливый Петруха не помешал ему на этот раз, он и дальше бы потихоньку бы погружался в причудливые тайны, связывавшие русского офицера Ремизова и историка-профессора. Но случилось так, как случилось, и Кацебо, избив и связав Петра, вынужден был позорно бежать…

В Россию ему не удалось перебраться. Британский корабль «Санта-Виктория», отплывающий из порта Харбина в Лондон, стал пристанищем находчивого эскулапа, за два дня «подлатавшего» боцмана этого судна, изрядно пострадавшего в портовой драке.

Кацебо в жизни часто везло. Именно об этом он думал, лежа в трюме «Санта-Виктории» и с трудом сдерживая позывы «морской болезни». Нужно думать о чем-нибудь приятном, тогда тошнота не так активно донимает. А приятного за последние годы в жизни Валериана случилось не так много. Желание увидеть жену и детей было главнее всего, а еще очень хотелось заработать денег. Конечно, пока они жили в пещерах Могао, он кое-что припас на «черный день», и с большим трудом не потратил сбережения, проживая у Хвана. Но из Англии тоже не так просто до России