Оставалось только ждать. К концу третьего дня его пребывания в Дуньхуане, когда он осмотрел почти все из открытых для доступа пещеры Могао и осмотрел сотни экспонатов – фресок, свитков, гравюр, но ничего даже отдаленно напоминающего его кусок фрески так и не увидел, Михаил заметил юношу, ведущего за ним наблюдение. Паренек то и дело попадался ему на глаза: сначала в музее, потом на рынке. Порецкий облегченно вздохнул – дело сдвинулось с мертвой точки, если за ним наблюдают, причем в открытую, ни от кого не таясь, значит, скоро будет весточка от Чена. Он решил засесть в гостиничном номере и ожидать гостей…

Телефонный звонок разбудил Михаила в шестом часу вечера. Молодой человек на ломанном русском языке предложил ему через час подойти к входу в пещеру Тысячи Будд, пообещав ему интересную экскурсию. Порецкий понял, что это будет за экскурсия, и кто выступит в ней в качестве главного экскурсовода. Главное, что он успел незаметно оставить кусок фрески в камере хранения на вокзале, значит, сразу его ликвидировать не станут.

На парковке у пещеры Тысячи Будд уже было не так много машин, да и людей не было видно – посетители и сотрудники храмового комплекса уже разъехались по домам. Михаил неспешно прогуливался мимо сувенирных лавок, хозяева которых уже сворачивали свои товары, шумно перекрикивая друг друга. Он украдкой разглядывал очертания сидящих в машинах людей в надежде увидеть Гюнтера. Но машины казались безлюдными.

Серая неприметная «хонда» с тонированными стеклами посветила несколько раз фарами. «Пора», – решил Михаил, – и не раздумывая бросился к машине. Открыв дверцу в салон, он увидел похудевшего обросшего щетиной Гюнтера, зажатого с двух сторон крепкими китайскими юношами. Он сел рядом с водителем – невысоким мужчиной средних лет, который хоть и был похож на китайца, но спросил на чистом русском языке: «Фреску принес?»

– Я не самоубийца. Фреску отдам, когда вы мне кое-что объясните. Кстати, вы кто?

– Зовите меня Чен. А объяснять я вам ничего не собираюсь. Играем по моим правилам. Вы ведь приехали сюда, надеюсь, без группы поддержки?

– Конечно. Вам лишний шум ни к чему. Мне тоже он не нужен – я лишь хочу убедиться, что с Гюнтером и Кларой все в порядке. Потом я отдам вам этот кусок глины.

– Гюнтера я задерживать не планирую – вы можете улетать с ним сразу же, как только передадите мне фреску. А Клару я задержу – она поможет мне в поисках одного заветного мес…

– Чен, ты с ума сошел, – Гюнтер не позволил ему закончить речь, – мы с тобой так не договаривались. Я не могу оставить ее с тобой. Я сам с тобой поеду.

– Нет, Гюнтер, ты поедешь со своим другом в аэропорт, а Клара останется со мной. Я не собираюсь ее убивать, она умница и поможет мне довести дело до конца. Я в этом уверен. Ей это самой интересно. Ее безопасность я полностью гарантирую.

– Господа исследователи, – прервал торг Гюнтера и Чена Порецкий, – можно мне сказать хоть слово? Я сюда не с пустыми руками приехал. У меня для вас, Чен, есть кое-что интересное. – Михаил протянул Чену пластиковую папку с бумагами. – Ознакомьтесь, возможно, после его прочтения вы тоже улетите вместе со мной и Гюнтером. А пока отвезите нас с Гюнтером в какой-нибудь местный ресторанчик – хочу отметить нашу встречу.

Миша по своей профессиональной привычке докапываться до самой сути вопроса, прежде чем предпринимать какие-то меры по решению проблемы все же успел перед отъездом побывать у Мазурова. Его мучил только один вопрос: может ли список Чжана оказаться мистификацией? Вдруг профессор Немытевский, в силу состояния своего пошатнувшегося здоровья был уже не совсем адекватным на момент написания своих записей и расчетов.

Максим Петрович, надо отдать ему должное, никогда не отличался повышенной эмоциональностью – он верил только фактам, желательно неопровержимым. Список Чжана, конечно же, существовал, это общепризнанный факт, но что он в себе таил – никто не знал, поэтому Максима Петровича он интересовал лишь отчасти. Сколько людей – столько мнений. Список Чжана лишил покоя не одно поколение синологов и путешественников. Даже в начале XXI века десятки людей оказались вовлечены в его поиски, возможно, напрасные. И одержимость профессора Немытевского поиском списка, точнее некоей терракотовой фрески, которая должна открыть пути к неведомому знанию (сокровищу, кладу и т. д.) – вполне могла оказаться лишь его прихотью. К сожалению, в истории человечества много раз случалось такое – люди верили в то, что они стоят в пяти мгновениях от великого открытия, а это был лишь мираж.

Мазуров вспомнил, что в конце 70-х годов он был близко знаком с одним китайским журналистом, жившим какое-то время в Ленинграде. Китаец осел в городе на Неве, журналистику забросил, стал предпринимателем. Причем, преуспел на этом поприще. Занимался поставкой косметических средств, имел несколько торговых точек в России. Мазуров с ним встретился совершенно случайно – на открытии выставки авангардного искусства в Русском музее. Разговорились, как-то душевно вспомнили застойные 70-е годы, которые тогда никому застойными не казались, не то, что теперь.

Бывший журналист после этой беседы иногда позванивал Мазурову, приглашал его на разные приемы, мероприятия. Иногда, кстати, очень полезные. На одной из встреч он познакомился с молодым человеком, которого отрекомендовал, как очень перспективного химика-биолога. Выяснилось, что он занимается биотехнологиями, в частности, разработками метода получения частиц золота, которое используется в косметологии, подолгу живет в Петербурге.

Парня звали Джен. Он поразил Мазурова не только превосходным знанием русского языка (когда только успел, в свои 28 лет так выучить «великий, могучий»?), но и энциклопедическими знаниями в области китайской археологии. Более того, он заинтриговал Максима Петровича своим признанием, что большую часть своих исследований и разработок по получению биозолота он