– Ты их уничтожила, когда обнаружила, что сестра убита?

– Нет, я их уничтожила раньше. Вернее, даже не уничтожила, а просто убрала в комнате… в большой комнате, где мы сидели… вероятно, сидели. И убрала потому… в общем, это были следы нашего совместного пьянства: бутылка коньяка – того самого, что пила я в машине, – две рюмки, пепельница, полная моих окурков, Марина ведь не курила, корки от апельсина… Я думала, мама может прийти и увидеть – только потому и убрала. А потом в спальне зазвонил телефон, я пошла туда и увидела Марину.

– И сбежала.

– Да, сбежала. Я была уверена, что сама ее и убила.

– Надо было вызвать милицию и все рассказать. В любом случае это было бы лучше, – жестко произнес отчим. Но тут же немного смягчил тон: – Впрочем, однажды я тоже совершил ошибку. Хотя нет, не ошибку, в тот момент я сделал все правильно, потому что догадался, кто виновник.

– О чем ты, папа?

– Потом я, может быть, тебе расскажу. – Отчим нахмурился, помолчал. – Не сейчас, потом. Вероятно, все и так теперь всплывет. Зря и тогда я скрыл, зря избавил его от заслуженного наказания. Избавил, – отчим горько усмехнулся, – и бросил, не смог жить под одной крышей с чудовищем. И сделал из него в результате самого настоящего монстра. – Он опять немного помолчал. – Ладно, рассказывай дальше.

– Я ехала в машине домой, убегала, убегала. И тут в первый раз позвонил тот парень, шантажист. Включил запись моих пьяных излияний и сказал, что знает: Марину убила я. И добавил еще, что может это доказать.

– И ты бросилась собирать деньги?

– Нет, не бросилась, он ведь и сумму тогда, в первом разговоре, не назвал, о деньгах вообще не было речи. Я отправилась в бар. В тот самый бар, где мы с ним встретились.

– Разумно, ничего не скажешь!

– Я не пить туда пошла, а… Мне во что бы то ни стало нужно было вспомнить, восстановить события предыдущего вечера, и я подумала, что та же самая обстановка мне поможет. Но ничего не вышло, вспомнить я так и не смогла.

– Где ты с ним познакомилась?

– С шантажистом?

– Хм, шантажист… Говорю же тебе, он убийца!

– Тем не менее он меня шантажирует.

– Думаю, это какой-то тонкий ход с его стороны. Или шантажирует тебя не он, а кто-то другой. Тебя могли видеть соседи Марины, сопоставить и начать шантажировать.

– Да? – Такая мысль мне почему-то не приходила в голову. – Нет, не складывается – у него же пленка с записью моей пьяной исповеди. Ни у кого из соседей ее быть не могло, я ему изливалась.

– Ну да, верно. Так где ты с ним познакомилась? Ты почему-то упорно уходишь от ответа на мой вопрос.

– Вовсе не ухожу. Просто я до конца и сама не помню. Наверное, он подсел ко мне в баре. Или я к нему подсела. В тот период мне постоянно хотелось с кем-нибудь общаться. Вернее, не общаться, а… в общем, мне просто необходим был исповедник, человек, который просто бы меня выслушал.

– Почему же ты не пришла к нам с мамой?

– Как почему? Ты же сам прекрасно понимаешь, почему: не те у нас всегда были отношения, мне ведь не нравоучения были нужны, а просто хотелось высказаться, выплакаться, выкричать из души свою боль. Да и не могла я вам определенных вещей рассказать. Маме рассказать о Марине с Максимом? Как ты себе это представляешь?

– Да, ты права. Ей и сейчас мы ничего не скажем. Хорошо? – Отчим просительно на меня посмотрел. – Ей ведь будет очень тяжело такое услышать, непереносимо тяжело.

– Конечно, не скажем, само собой! А она не знает?

– Нет, я с Никитиным на кухне разговаривал, Тамара спала.

– Только… – Я вдруг опять осознала весь ужас своего положения. О чем мы с отчимом договариваемся, боже мой! Меня же не сегодня завтра арестуют, обвинят в убийстве, а я боюсь, что мама узнает о связи Маришки с Максом. – Они ей сами все расскажут.

– Ты имеешь в виду милицию?

– Кого же еще! Шантажист, раз я не смогу ему заплатить, у меня ведь только половина суммы…

– К шантажисту на встречу мы поедем вместе. Деньги, думаю, если моя догадка верна, вообще не понадобятся. Но… лучше бы я ошибался!

Отчим опять ужасно расстроился, мой бывший нелюбимый отчим, и мне опять его стало жалко, потому что нелюбимым он быть перестал сегодня вечером, почти ночью, когда кошмар мой достиг высшей точки. Мы с ним породнились душами: у него ведь есть свой кошмар, и он, как и мой, достиг высшей точки. Я подошла к отчиму и обняла его за плечи, и он меня тоже обнял, и тогда я вдруг ощутила себя маленькой девочкой: у нее тьма ее детских несчастий, и вот она приходит к своему отцу и все ему рассказывает. У меня никогда не было отца! То есть он был, но в таком глубоком детстве, что я совсем забыла, как это вообще – иметь отца.

– Спасибо, папа! – Я прижалась виском к его щеке, и мне показалось, что вся боль уходит из головы, из души. Душу можно вылечить! Вот что я поняла в тот миг. Можно, еще как можно! Нужно, только чтобы тебя кто-то любил и ты кого-то любила. Вот и все. Какой простой рецепт!

– Вот что, Наталья… – Отчим вдруг отстранился, и мне стало обидно и горько. – Я тебе помогу, постараюсь сделать все, что от меня будет зависеть. Ты даже представить себе не можешь, что это значит и как мне трудно… Я сейчас – только что! – принял решение. Да, я это сделаю, ради тебя и твоей матери, которую люблю больше всего на свете. Но мы должны выяснить, обязательно выяснить для самих себя, виновна ли ты в смерти Марины. Постарайся вспомнить.

– Вспоминала! – Я села на диван от него подальше, он мне опять стал неприятен. – Не могу вспомнить. Все факты указывают на то, что я там была и убила, но я ничего такого совершенно не помню!

– Так бывает, но крайне редко. Гораздо реже, чем хотят представить. Я имею в виду, редко бывает у здоровых людей, а ты совершенно здорова. Значит, ты либо обманываешь меня, либо себя…

– Я не обманываю!

– В таком случае, вероятней всего, ты не убивала.

Я ему поверила. Сразу поверила. И опять ощутила то блаженное состояние своей невиновности, но уже без всякой горечи и боли.

– У меня есть небольшие сбережения, тысяч десять наберется. Да больше, думаю, и не понадобится. Мы наймем частного детектива. Никитин показался мне вполне толковым парнем, и по душевным качествам он, кажется, человек неплохой, хоть разговор, который происходил между нами, был мне крайне неприятен и тяжел. Мы наймем детектива – на милицию надежды никакой! – и он выяснит, кто заказал Максима.

– Ты считаешь, что его кто-то заказал?

– Иначе быть не может.

– А Марину?

– Скорее всего, ее убили потому, что Максим переслал ей фильм и она обратилась к Вениамину. Наверное, об этом как-то узнали.

– Но зачем Максима убили таким сложным способом? Если он кому-то помешал – хотя я даже представить не могу, кому и чем он мог помешать, – могли ведь просто застрелить.