Из леса ввысь поднялась целая птичья стая. Видно, зверь распугал. Перелетели птицы подальше от тревожного шороха. А люди не заметили. Мало ли, кабан или косуля, звери неуклюжие. Тушки подобных им крутились на вертеле и издавали приятный на запах дымок, раззадоривающий аппетит у хмельной братии, уже не способной воспринимать ни звуки, ни вопли, ни приказы. Варяги уже были здесь. Их разведчики расположились на верхушках и ждали.

Берсерки и княжеские гридни вдруг разом прервали поединки, ринулись к кургану и, окружив насыпь, перекололи и сбросили с него всю славянскую стражу.

– Защищать княгиню! – раздалась команда самого опытного из них.

Ольга же не прекратила молитву, вознося к небу свою печаль и не обращая внимания на скопившуюся у кургана массу вражеского народа. Варяги отбивались от очумевших от неожиданности древлян.

Мал почуял неладное, но, давно отстраненный от реального управления племенем, рыскал меж столпившихся соплеменников в поисках Домаслава, единственного вождя, кто способен был повлиять на расслабившихся в поминальном пиру, перешедшем в оргию, людей.

Домаслава нигде не было. Скорее всего, он не выходил из городища. Во всяком случае, он не был замечен на ритуале погребения князя Игоря и тризны в его честь. Проигнорировал похороны своего врага Домаслав сознательно, однако лучше бы для него было присутствовать, тогда, возможно, вылазка из леса варяжской дружины не явилась бы внезапной.

Варяги выскочили из леса, словно летний ливень, размывающий берега и обрушающий утесы. Они устремились на праздное скопище, зарубив тысячи, пока люди не опомнились и не обратились в паническое бегство к своему городищу. Трупы древлян, мужчин, женщин и даже детей, усеяли поле у кургана.

Ольга отводила глаза, ибо знала, что вина лежала на ней, но убеждала себя и сейчас, когда варяжский топор уже был занесен над целым народом, что иного пути она бы не сыскала. «Если не убьешь врага, все посчитают это слабостью. Коль не истребишь непокорных, их примеру последуют остальные данники и вассалы…» – повторяла она про себя совет Асмуда.

Не вняла она совету пророка, услышанному когда-то от старца Фотия: «Оставь свою месть, вложи ее в руки Господа, не окропляй руки свои кровью невинных, ибо противно сие Господу, Он сам накажет за тебя обидчиков твоих»…

Не проявила терпения, подогнали ее жаждущие мести и бойни на непримиримую войну с народом строптивым и ненадежным, склонным к надменности и в кровожадности не уступающим варягам. Муж ее не был ангелом, но и убили его не святые!

Когда отступившие древляне укрылись за стенами своей столицы и опустили ворота, Домаслав уже взял бразды правления обороной в свои руки. Варяги обманули, они изначально готовились к войне. Заложники стали лишь прикрытием, и наверняка все они мертвы, как и тысячи тех, что остались на поле у кургана, загородившего древлянское солнце.

– Лучники на стену! Все, способные держать оружие, все без исключения, отроков и молодых женщин это тоже касается, получить мечи и сулицы в кузне отца моего Горыни! – отдавал приказы Домаслав.

Варяги добивали раненых, одновременно вкапывая заграждения из ощетинившихся клиньев для своей ставки. Готовились к долгой осаде. Домаслав разглядел со сторожевой башни мальчика на белом жеребце, он еле держался в седле. Оруженосец держал коня за уздцы, иначе бы мальчуган, по всему было видно, что это и есть Святослав, свалился. Он смотрел на деятельное управление неприятельских воевод, на их четкие и устрашающие своей синхронностью построения, на их стройные ряды и сверкающие металлом дорогие доспехи, на грамотное передвижение флангов, оценивая их число.

Объединенная дружина Свенельда и Асмуда – сокрушительная сила, но ее было явно недостаточно для молниеносного штурма городских стен. И у варягов не было осадных орудий – возможно, баллисты и осадные приспособления застряли в пути. Но это всего лишь дело времени. У древлянских врагов сильный флот. Они получат все необходимое в ближайшие дни.

Придет и подкрепление от лебезящих перед иноземными захватчиками северян, уличей, тиверцев и полян, особенно когда они прослышат, что древляне заперлись в своей «норе» и боятся высунуть нос, что томятся они в страхе и неоткуда им ждать подмоги, что морят их голодом и одолевают их болезни. И тогда они захватят город, еще не успевший обзавестись достаточным количеством катапульт и снарядов для них, подготовить свою рать для отпора грозного врага, и перебьют все население…

Эх, еще бы немного времени, и Домаслав построил бы сотни баллист, окружил бы город более высоким частоколом. Лес бы позволил и дал сырье плотникам. Он расширил бы ров и залил бы его водой из реки, чтоб наверняка обезопасить город, призвал бы на помощь воинственных вятичей, подговорил бы через послов печенегов, а если пришлось бы, отдал бы все что есть и подкупил кочевников, чтоб ударить разом по ослабленному Киеву и сохранить независимость. Наконец, выпросил бы ссуду у хазар и нанял бы на хазарское серебро целую рать славянскую, что ненавидела пришлых хозяев и мечтала о прежней вольнице, временах, славных своей лютостью и злобой, но насыщенных свободой, верностью своим богам и преданиям народным. Времени на все это не хватило…

– Будем атаковать врага, пока он не укрепился для осады, – призвал свое племя вождь. – Если они окопаются, мы их не выкурим! А завтра их рать умножится! Пойдем на них теперь! Не будем ждать! Убьем их наследника и его обманщицу-мать! Разорвем главного притеснителя нашего народа – проклятого Свенельда, как князя Игоря! Отомстим за женщин наших и детей зарубленных! Отстоим нашу свободу! Если придется, сгинем за нее!

Из Коростеня вышла древлянская рать, в десять раз многочисленнее, чем дружина варяжская, но разношерстная и неорганизованная. Впереди – лучники, за ними – всадники, следом – легковооруженные пехотинцы в шлемах, но без щитов, среди них и сотни отроков, даже воительницы с измазанными грязью для устрашения лицами, в шкурах волчьих и беличьих.

Малыш на белом жеребце при поддержке оруженосца выдвинулся из заграждения. По бокам от него ехали воеводы Свенельд и Асмуд. Ольга под защитой гридней все еще молилась на кургане. Княжич Святослав бросил ритуальное копье в сторону древлянского воинства. Бросок получился слабый, иного от дитяти никто и не ждал. Дротик, пролетев меж конских ушей, упал у копыт жеребца.

– Иду на вы! – пробормотал мальчик заученную фразу своим детским голоском, исполнив священный бросок в честь Одина и посвящая ему все жертвы кровавой тризны в память о своем отце. Так его научили, и он ждал одобрения в глазах взрослых, ведь мамы рядом не было.

– Князь уже начал! Последуем, дружина, за князем! – обступили княжича лучшие воины, подбадривая молодежь.

Варяжские сапоги затопали в такт барабану по древлянской земле навстречу превосходящим в числе оборванцам, которые отчаянно бежали навстречу своей гибели. Ведь обернуть ярость в умение может только время.

Тактика открытого боя в чистом поле – наука, приходящая с опытом и при наличии хороших командиров, с детальным анализом прошлых побед и особенно поражений, – присуща лишь тем, кто живет набегами. Варяги злорадно смеялись, выдавая свое презрение вооруженному наспех сброду.