– Неважно, – вымолвил вслух бывший древлянский князь. – Мои дети живы, а я… Я снова понадобился.

– Верно говоришь, убили Игоря? Князя земли Русской? – не поверил своим ушам Свенельд, когда старик-северянин обливался слезами, рассказывая, что поведали странники.

– Не врут люди Божьи. Да и вятичи, соседи наши, снова за старое принялись, межи делить. Почуяли слабость опекуна нашего и благодетеля Игоря, когда пришел он разбитый с Царьграда, а ныне и вовсе убили его под Коростенем окаянные древляне… – подтвердил низкорослый знахарь, вытирая ветошью, которой только что обтирал кобылу, слезы на своих испещренных морщинами глазах.

Свенельд гладил единственную в хозяйстве лошадь, поглядывая на сбрую, подвешенную на крюке. Известие не на шутку взбудоражило воеводу, уже оправившегося от ранения благодаря усилиям доброго и заботливого старика. Лишь душевные раны бередили его застывшее от злобы, окаменевшее от скорби по утраченной рати сердце. Но и на него пролился бальзам неожиданной радости.

Первая струя этого живительного бальзама пролилась, когда пришли известия о бесславном возвращении варягов с похода на Царьград, об огромных потерях и затворничестве князя. Свенельд, ответственный за оба поражения, не испытывал никаких угрызений совести, напротив, он испытал неописуемый прилив сил, зарядился бодростью и посчитал, что для него еще не все потеряно. Он радовался поражению своих собратьев по крови и оружию, как величайшей победе.

Надеясь удостовериться в случившемся, Свенельд бродил по поселению в поисках подтверждения полученных сведений.

Северяне были добровольными данниками Игоря. Хазар они ненавидели. Поэтому, когда войско варягов разбили в Итиле, а спустя несколько месяцев пришла весть о разгроме варягов у Босфора, северяне устроили совет и решили собрать ополчение и отправить мужей в приграничные с хазарами заставы, в укрепленные остроги, дабы оказать кагану холодный прием, показать нежелание менять суверена. А тут пришла еще одна напасть, ведь, как известно, горе всегда приходит не одно, размножаясь, словно гидра в мутной воде.

Почувствовав беззащитность соседей, разнуздались вятичи и давние неприятели славян, булгары, с которыми у северян имелись свои счеты. Поселение совершенно опустело. Теперь все до единого мужчины ушли отражать набеги. Остались лишь старцы, женщины и дети. Это было лучшее время для Свенельда покинуть гостеприимный дом. Он должен был оказаться в Киеве. Смерть Игоря давала такой шанс! Пусть только попробуют упрекнуть его в разгроме на Каспии! Вина на проклятых славянах, отплативших за добро предательством! И на Игоре, которого заслуженно покарали боги!

Старика Свенельд нашел в конюшне. Он подошел к нему со спины и сказал шепотом:

– Благодарю тебя за то, что заботился и выходил, но мне пора… – С этими словами воевода пронзил его насквозь раздобытым на скотобойне ножом для разделки мяса. Старик сползал на землю, прижимая губку к своей кобыле, словно больше боялся не смерти, что подстерегла его так нежданно, а не домыть свою клячу.

Воевода надел на коня сбрую, закрепил на седле мешок со всей едой, что нашел в доме, снял теплый зипун с мертвеца и вывел кобылу во двор. Там он осмотрелся, запрыгнул на нее со всей ловкостью, еще раз убедившись, что твердо сидит в седле и сил на дорогу хватит наверняка, просунул ноги в стремена и дал кляче под бока…

* * *

– Матушка, – деликатно кашлянул Асмуд, прервав молитву княгини, – есть одно дело, которое не терпит отлагательства.

Княгиня, в волосах которой после убийства князя появились седые пряди, оторвалась от иконы Богородицы и встала с колен.

– Говори, Асмуд, – позволила она.

– Злодей Свенельд вернулся… – сообщил верный соратник убитого князя. – Окружил себя недовольными варягами. Особенно ему внимают те, из новых, что записались в наемники к ромеям, но задержались с отправкой. Верховодит у них знатный викинг Магнус. Свенельд подбивает их на убийство воеводы Добрыни. Говорит, что поддержит Добрыня-древлянин своих соплеменников и направит оружие против варягов. Требует казни Добрыни и немедленного похода на Коростень, чтобы огнем и мечом выжечь неповиновение, обещает отдать им город на разграбление.

Княгиня, уязвленная горем, понимала, что возвращение воеводы, способного на любое вероломство, в столь суровый час не сулит ничего хорошего, но все же спросила Асмуда о другом:

– Что скрывал от меня мой Игорь, ты знаешь? Что беспокоило его все это время после возвращения из похода?

Асмуд переминался с ноги на ногу, не решаясь открыть всю правду и так сраженной несчастьем княгине. Но, уважая ее и отдавая дань ее проницательности, все же раскрыл тайну князя:

– Он не находил себе места, а может, и искал смерти, потому что не предотвратил одно убийство в Малой Азии. Там у него на глазах распяли одного монаха, а он не остановил своих ратников…

– Все ли ты сказал мне, Асмуд? – усомнилась Ольга.

– Не все, матушка, – опустил взор воевода. – То был Фотий, твой любимец… А кроме него убили там много монахов и невинных.

Может, и зря он поведал княгине правду, и лучше бы сталось, коль унес бы князь тайну с собой в могилу, только Ольга никак не выдала свои эмоции, лишь проронив:

– Бог карает и за меньшее. Но древляне убили моего мужа. Не сегодня завтра придут за моим сыном. Мы должны придумать, как защитить Святослава и мечту Вещего Олега о едином государстве. А пока сделаем то, что в силах. Защитим Добрыню, ведь этот муж служил верой и правдой сперва Олегу, а затем Игорю. Отправь его в Новый Город подальше от глаз Свенельда. Тотчас же. Скажи, пусть создает первый погост в дальних землях. Спаси его душу. Да так отправь, чтоб дорогу не перепутал.

* * *

На мутном небе правила мгла. Ветер трепал каштаны и срывал листья с ракит. Одинокий коршун парил над Днепром, вытеснив бакланов и чаек. Природа напряглась, чувствуя настроение людей. Запах войны витал в воздухе. Его не чуяли собаки, но ощущали люди.

– Ну и где же Добрыня, выродок древлянский, Асмуд, отвечай?! Это ты предупредил его, что он растворился спозаранку?! – не замечая восседающих на троне княгиню и трехлетнего наследника, призывал к ответу рассвирепевший Свенельд. Воевода стоял в окружении толпы, довольно мгногочисленной, из незнакомых ратников в шкурах и простой одежде, еще не успевших отвыкнуть от снежных скалистых вершин и извилистых фьордов.

Асмуд хотел было огрызнуться и напомнить воеводе его вину за гибель войска, а особенно тот очевидный факт, что Свенельд был здесь, а варягов, отправившихся с ним в Хазарию, так никто и не увидел. Но попытку Асмуда ответить пресекла Ольга. Она подняла руку, попросив тишины, и сказала очень тихо. Так тихо, что все замолчали, чтобы лучше расслышать:

– Мы собрались в бражном зале не обвинять друг друга в чем-то давно прошедшем. Все распри со смертью моего мужа, великого князя всех русов, варягов и славян, закончились. Мы здесь, чтобы решить, как жить дальше. А для того, чтобы жить, мы должны провозгласить княжича Святослава новым князем Киевской Руси, законным правителем Болгарского царства и мстителем за убийство своего отца.