На втором году обучения, уже получив кое-какое представление о продюсерском деле, Таня в рамках курсовой работы затеяла с другими студентами из Восточной Европы собственный творческий проект. Надо признать, в Академии киноискусства студентам создавались для этого все условия. К их услугам были и студии, и оборудование, и кое-какое финансирование, выделяемое учебной частью. Таня выбрала для своего проекта сценарий одной из студенток – историю о польской девушке, спасенной во время Второй мировой войны американским солдатом, и вложила в создание этого короткометражного артхаусного фильма все свои силы и все уже полученные к тому моменту знания. Сама притаскивала на площадку нерадивых студентов актерского факультета, сама успокаивала начинающего режиссера, в любую секунду готового схватить нервный срыв, сама сидела потом в монтажной, отсматривая готовый материал. И как оказалось – не зря. История выстрелила, оказалась большим прорывом, успехом. Еще несколько месяцев фильм занимал верхние строчки в шорт-листах разнообразных конкурсов студенческих работ. И Таню, как главного продюсера этой короткометражной истории, заметили, выделили ей именную стипендию (билеты на Бродвей стали хоть чуточку, но доступнее) и даже с получением грин-кард, на которую Таня подала документы в первый же месяц по приезде в Нью-Йорк, помогли. Послали специальный запрос из академии, и через несколько месяцев вожделенный вид на жительство был уже у Тани на руках.

После этого случая все стало как-то проще. Танино имя еще не было широко известно, но о ней уже говорили. И та самая студентка актерского факультета, сыгравшая в короткометражке главную роль, уже обращалась к Тане с предложением стать после окончания учебы ее личным продюсером. А Таня как раз примерно в это время окончательно поняла, что возвращаться в Москву ей совсем не хочется – не к кому, да и незачем. Конечно, со своими нынешними знаниями она наверняка могла бы податься на «Мосфильм», но зачем, если тут у нее уже есть самый начальный, конечно, но все же честно заработанный статус? Если ей есть что показать? Если к ней уже обращаются? А там, кто знает, вдруг и Голливуд с его звездными именами распахнет перед ней свои двери?

На момент встречи с Эвансом у Тани уже имелся в наличии неплохой послужной список. Сначала она действительно работала с Эммой, той полячкой, что сыграла в первом ее самостоятельном проекте. Позже, когда та забеременела и решила повременить с актерской карьерой, занималась продвижением еще одного начинающего артиста, именно благодаря ей получившего первую известность.

А затем Таня решила, что пора бы уже распрощаться с так полюбившимся ей Нью-Йорком и перебираться в Голливуд, туда, где ее услуги могли оказаться более востребованными и, несомненно, более высокооплачиваемыми. И вот наконец после нескольких лет работы на звезд второго эшелона с Таней связался не какой-то начинающий артист, пределом мечтания для которого была бы пара реплик в эпизоде у Тарантино, а по-настоящему известный актер, имя которого десять лет назад смотрело с каждой афиши и пленяло девичьи сердца по всему миру, да и сейчас еще не было забыто. Так что ссориться с таким потенциальным клиентом Таня не могла. Хотя и понимала, что обратился к ней Эванс только потому, что все другие, более именитые продюсеры и агенты, сотрудничать с ним отказались из-за его известного на весь Голливуд скандального поведения. Запои, загулы, драки, срывы съемок – вот что всплывало теперь в голове у всех представителей околокиношной тусовки, когда речь заходила об Эвансе.

– Понимаю, мистер Эванс, – примирительно кивнула Таня. – Мы оба с вами сейчас не на пике карьеры. Так давайте сделаем наше сотрудничество обоюдно полезным.

«Вот так, молодец, – мысленно похвалила она себя. – Сдержанно, вежливо, доброжелательно, но с достоинством».

– Да вы хоть представляете себе, кто я такой? – скривил губы Эванс. – Вы вообще давно в Америке? Наверное, ни одного моего фильма не видели.

– Почему же, – возразила Таня. – Я смотрела все ваши фильмы – еще дома, в России.

– Да ну? – изумился Брендон. – У вас, в этой дикой стране, даже американское кино смотрят? В обнимку с медведями, что ли? А вы, значит, в юности были моей фанаткой? Какая неожиданность! Ну и как, влюблены были в мой светлый лик? Давайте, признавайтесь, мы же теперь свои люди, чего там.

Таня вспыхнула. Нет, терпеть дурной нрав этого грубияна она еще могла, но сносить прямые оскорбления… К черту, никакие деньги, никакая карьера того не стоят!

Будь Таня чуть подвижнее, она бы уже гневно вскочила на ноги, вылетела из-за столика – и на том все было бы кончено. Но за годы жизни в Штатах она, и в Москве не отличавшаяся стройностью, раздалась еще больше. Казалось бы, первое время жила вечно впроголодь, никакими сладостями и деликатесами себя не баловала, а все равно ощущение было такое, что от местной еды она пухла прямо на глазах. Таня подозревала, что дело тут было не в калориях, ведь за десять лет в хореографической студии она привыкла есть мало, скорее всего, тут имели место какие-то гормональные проблемы. Но во время учебы ни времени, ни денег на хорошее медицинское обследование у нее не было, а позже уже она старалась целенаправленно бороться с лишним весом – в том числе и с помощью профессиональных диетологов – но тот, однажды прицепившись, отдавать позиции не желал. Нет, Тане все еще далеко было до встречавшихся на американских улицах пугающих на вид толстяков, но и подскакивать из кресла в мгновение ока, как легконогая серна, она уже не могла.

Пока она, опершись руками о подлокотники, вставала, Эванс как ни в чем не бывало потянулся к стоявшему на столе стакану с минералкой, поднес его к губам, и Таня вдруг заметила, что рука у него дрожит. Прекрасная, изящная, тонкая рука – аккуратная кисть, длинные аристократические пальцы… Почему-то это глубоко тронуло ее, задело за живое. И сидящий перед ней мужчина, еще минуту назад казавшийся нахальным неприятным заносчивым типом, вдруг представился ей несчастным, растерявшимся и очень одиноким человеком. Вот же, и жилка у него на виске бьется так отчаянно, и над верхней губой выступила испарина… Наверняка ведь и хамит он от смущения. Просто самозащита такая – он же уверен, что и Таня не захочет с ним связываться, отвернется, как отвернулись другие.

И Таня, сразу же забыв, что собиралась выдать гневную отповедь и уйти, встревоженно спросила:

– Брендон, с вами все в порядке? Вы хорошо себя чувствуете?

– А что? – тут же глумливо осклабился тот. – По телевизору был красивее? – а затем добавил, нахально взглянув на Таню: – Признаться честно, у меня чудовищное похмелье.

– Знаете что? – вдруг решительно сказала она. – Поехали отсюда. Поехали, поехали. Ко мне в офис – это тут, недалеко. Обсудим договор, а я пока приготовлю вам чай. Специальный, антипохмельный. Я знаю рецепт.

– Это откуда? Тоже балуетесь, а? – поддел Брендон и неприятно захихикал.

– Один из недолгих сожителей моей матери страдал запоями, – коротко пояснила Таня и потянула Эванса за руку. – Поехали, вам станет легче, гарантирую.

– А вы, похоже, и правда решили стать моим добрым ангелом, – неожиданно мягко сказал Брендон.