строем роты. Командир роты почти сразу меня стал выделять из числа всех новобранцев. Еще бы! Почти готовый офицер запаса, которого призвали в армию рядовым, курсантом Школы младших авиационных специалистов. Это 1987 год.

— Курсант Балаев, снять левый сапог!

А вот этого я не ожидал. Но команда — есть команда. Снимаю сапог, точнее выдергиваю из сапога голую ногу, потому что портянка осталась в сапоге. И тут я начинаю понимать, как я подставил командира роты, в которой уже почти треть личного состава выходила на построение в тапочках по причине кровавых мозолей на ногах, и особенно много таких было в 4-м взводе, курсантом которого я являлся. Он меня хотел поставить в пример, как нужно наматывать портянку на ногу, чтобы ступни не натирать до состояния таких мозолей, а получилось совсем обратное. Курсант, который должен быть образцом в деле наматывания портянки, сапог надевал методом набрасывания этого полотняного полотнища на голенище кирзача и засовыванием своей ласты потом в сапог.

По команде утром «Подъем!» курсант должен вскочить с кровати, запрыгнуть в штаны, одеть и застегнуть китель, обуться, на стриженную голову — пилотку (шапку зимой) и встать в строй. За 45 секунд. При отсутствии необходимых навыков за 45 секунд и портянки можно не успеть намотать. Один из взвода замешкался, не уложился, начинается тренировка:

— Взвод, отбой!

Тут уже за 30 секунд нужно раздеться и притворится мертвым под одеялом.

— Взвод, подъем!

И так, пока не истечет время до начала утренней зарядки. Раз по 5–6. До зарядки все уже заряженные. Все в мыле. Поэтому хитрили, портянку не наматывали, а делали, как я.

Не проходи я еще курс молодого бойца, как и вся рота, впрочем, «губа» точно светила бы. Ну, как минимум, наряда три вне очереди. Но пока присягу не принял — низзя! А тогда командир роты быстро сориентировался и на моем примере объяснил всем остальным, как не нужно поступать в деле использования портянок и сапог, потому что неправильно намотанная портянка ведет к членовредительству и в военное время за это отводят в трибунал.

Зато после развода мною занялся сержант Витька Широкий, полтавский хохол, заместитель командира нашего взвода:

— Вокруг плаца пять кругов — бегом марш!

Он думал, что я за пять кругов, это примерно полтора километра (плац у нас большой был) сотру себе пятки до кости, если портянка у меня не намотана, а просто ступня через нее засунута в сапог. Пробежал:

— Товарищ сержант, разрешите обратиться?!

— Обращайтесь.

— Товарищ сержант, я к кирзачам давно привык, я их носил еще в детстве, и у меня такие ноги, что мозоли я почти никогда не натираю. У меня даже на руках от лома мозолей не бывает.

— Балаев, проблема не в том, что ты не натираешь. Проблема в том, что ты пример подаешь.

После этого я никогда уже не надевал сапоги без того, чтобы не намотать портянку по всем правилам воинского искусства.

Но вы думаете, что после того, как в роте все стали наматывать портянки, всё стало нормально? Как же! Уже присягу приняли, идет рота в столовую, в конце строя десяток человек в тапочках, поверх пластырей намотаны портянки, и еще десяток человек в сапогах, но активно хромающих. Навстречу командир части — полковник Хоменко:

— Рота — стой! Курсант, — показывает пальцем на хромающего в сапогах: — Выйти из строя, снять сапог.

Выходит, снимает, а у него там не как у меня, конечно, но намотана портянка, как шаль на голове распутной женщины. Так выразился полковник Хоменко.

— Трое суток гуаптвахты! — полковник был мужиком суровым.

И правильно! А если завтра война? Этих хромоногих отправить сначала в медсанбат мозоли йодом мазать? И прошло уже больше месяца с того дня, когда нас в форму переодели, мы уже присягу принять успели. Но еще хватало в роте кровавых мозолей.

Фактически, если бы эту роту через месяц после призыва послали на фронт и ей пришлось бы сделать несколько марш-бросков, километров в 30, нормального расстояния для стрелковой роты, то она прибыла бы на передовую небоеспособной. Элементарно — портянка и сапог.

23 июня 1941 года в СССР началась мобилизация. Когда первое пополнение для дивизий, вступивших в бой, могло быть отправлено к ним в составе маршевых батальонов?

Ах, да! Мозолистые ноги рабоче-крестьянского народа СССР образца 41-го года были устойчивы к натиранию от сапог. Как я мог об этом забыть?!

Но мои ровесники, учившиеся в школах в 70–80-е годы еще должны помнить уроки Начальной военной подготовки. И должны помнить, что больше половины этих уроков были посвящены тому, что шпаки называют муштрой. И как прикалывались мы над военруками, которые пытались нас строить, учить строевому шагу индивидуально и в строю, сколько среди нас было тех, у кого руки и ноги во время строевого шага двигались каждая по отдельному алгоритму. И как по команде:

— Класс, стой! Налево! — половина класса поворачивалась направо.

А мы, все из себя спортсмены и стрелки из мелкашки по мишеням, возмущались — зачем нам на уроках эта муштра, если мы уже готовые бойцы и почти псы войны. Нас только стоит послать на фронт, как мы дружно геройские подвиги совершать начнем.

У меня такое впечатление, что те наши историки-эксперты, которые оперируют данными о наличии войск в наших армиях 41-го года, остались на уровне 9-классников, пришедших на первый урок НВП.

Кстати, если выдающего эксперта-историка А. Исаева сейчас призвать в армию и прямо из военкомата послать на фронт, то его с передовой сержант ссаной тряпкой погонит куда-нибудь в обоз. Оно ж в строю никогда не ходило! Оно ж даже не знает, ни одной строевой команды и не натренировано их выполнять! А оно сдало зачет на знание Устава караульной службы? И в караулы ходило, чтобы эти знания на практике закрепить?

Караул на фронте — штука супернеобходимая. Жизненно необходимая. Не умеешь в это дело — тебе в окопах делать нечего. А теоретически эту науку не освоишь. Только практически. Проверено…

* * *

В армии многое шпаку кажется дурдомом. Это такая судьба у армии — казаться со всеми своими порядками дурдомом. Шпак воспринимает армию с точки зрения полезности или бесполезности пока она не начинает заниматься именно тем делом, для которого предназначена. А этот промежуток редко когда бывает сопоставимым по продолжительности с войной. Армия более длительное время существует вне войны. Поэтому всё, с чем в ней сталкивается шпак, ему представляется бесполезным и даже дурным.

Если шпака призывают в солдаты, то он