и сути происходящего, призывы молящего до сознания Высшего. Кстати, если представить сколь разнородным должен выглядеть такой ёршик, там же пусть мелочными, но всполохами должны проступать представители самой различной всячины, на какую только не молятся на планете, и как только представишь, какая образность там только не проявится, так просто оторопь берёт. Но и самые наиболее ярко и полно собирающие на свой образ поток страждущих обращений, если задуматься, как подобный образ начнёт выглядеть при подобном освещении? Ведь при подобной постановке вопроса такой центр молитвенного внимания должен собирать на своей персоне внимание тех самых живых, участие этих живых, свет жизни живущих должен становиться, от малого к многому, тем огнём, которым выявленному подобным вниманием и гореть? А вот что с тем огнём? Насколько он всё-таки именно огонь, а насколько столь необходимый для посмертного проявления своего сформировавшегося при жизни образа, столь необходимый Свет? Об образе говорят всё-таки светлый, не пылающий, и вместе с тем те слова про икону среди пламени — и это всё не в виде некой формы наказания. Если не брать в расчёт христианских религий, изначально обратившейся лицом к почитанию образности неких святых людей, у остальных обычно в наличии какой-то один образ, который обычно богом и называют, и которому обычно как этому самому богу и поклоняются. Можно попытаться расставить по позициям — кто и где и в каком виде будет располагаться. На первых позициях при рассмотрении вопроса выходят, вне сомнения буддисты с христианами. У мусульман позиции уж если и отстанут, то уж точно не на много, и в основном всё только потому, что непосредственного образа для поклонения у них нет — ниша в храме с чем-то, что в лучшем случае напоминает звёздное небо. Здесь почитается Аллах и славословия поют Аллаху, и образ Высшего при молении у каждого, как надо понимать, свой, и потому, пусть это моление и рождает перед ликом Создателя лишь нечто тёмное и не имеющее очертаний, такой образ обращения наиболее близок к обращения именно к Всевышнему, а не через кого-то ещё к организующему всё Творцу. Что касается непосредственно Христа и Будды, каждый из них несёт обязательства в отношении тех, что в процессе вознесения своих молений обернулись лицом в сторону, что одного, что другого. Одинаковых людей не бывает, люди по характеру, по своей организации, чувствам, пристрастиям, тем приоритетам, что тянут в разную сторону крайне разняться. На это всё можно влиять, можно стараться воспитывать людей, указывать на нечто, что с точки зрения, личной либо общественной, будет выглядеть более интересным, приоритетным, приглядным, хоть как-нибудь лучшим, но при любом стечении обстоятельств человек поступит так, как посчитает лучшим для себя, исходя из собственных выводов, но вот то, что при этом он почитал именно определённый образ божественным и ведущим по пусть и довольно скользкому пути может сыграть с обладателем подобного образа довольно злую шутку. С одной стороны, трудно найти того, кому не возносили бы моления, и кто не угрожал бы всем молящимся воздать всем провинившимся после смерти чем-то жутким в адском пекле. И вместе с тем со всеми этими посмертными наградами и наказаниями всё настолько зыбко-неправдоподобно смотрится, что, как можно обратить внимание, в последнее время, при затрагивании темы, те, кому всё-таки приходится об этом говорить, стараются, в меру возможности, детализации при рассуждении на этом фронте избегать. Те фразы, всё о том, что может этим дали там приблизится к Всевышнему, но видимость такая, что теперь за то таким избранникам в огне пылать, довольно показательна. Что там с огнём сказать по-прежнему довольно сложно, но тут идея в чём проступает — стал концентратором молений многих, похоже, надобно нести ответ и за грехи таких молящихся, смотрящих ликом на определённый образ. И может там и не горит, а пламенеет вместе с теми, что горят, ища спасение для веривших, но есть предпосылки и весомые предположить, что это далеко не самая приятная забава. Есть зрелище Иисуса в чреве огненного пламени, которому, для спасения, необходимо протянуть туда руку, ещё есть прорисовка образа Будды, при которой сидит сей центр молений именно закрыв глаза, потому, что представляет из себя там, где сидит, островок спасения, сидящий именно с закрытыми глазами, среди бушующего, ослепительного моря пламени и света, к которому из этого моря пламени и света со всех сторон ища спасения тянутся страждущие. Вообще всё это крайне, необычно любопытно, только при том не надо забывать, что у молящихся и других центров молений точно уж хватает, и с избытком. А с этими то что? Тут, кстати, различных из индийского набора показали, словно попрёк звучало — а что о подобном можно хоть чего-нибудь сказать, когда в подобном религиозных устремлениях-толкованиях-молениях не понимаешь ничего? Кто здесь, с чего, к кому, зачем взывает, что просит при своих воззваниях? Поди-ка объясни такое хоть кому-то постороннему! Хотя, с другой стороны, все молящиеся в воззваниях своих обычно однотипно одинаковы и просить свойственно что-то, способное обрадовать и даровать проблески ощущения счастья себе любимому или своим родным. Конечно, есть моления и за иных, но это проблески участия уже и уровнем сознания повыше, и искренность в таких воззваниях обнаружится далеко не часто. О чём ещё здесь можно попытаться рассуждать? О тех, кто молится на в изобилии раскрашенную палку, которой было выдумано и присвоено при изготовлении что-то вроде некого, не оставляющего в покое сознание образа, или образ некого зверья, которому так же, путём брожения бурной фантазии присваиваются черты некой эпической в возможностях и проявлениях личности? Прежде всего, что можно ожидать в плане появления пред ликом Создателя, когда подобные моления совершены, что именно за образ должен возникнуть перед Высшим Взором после свершения подобных ритуалов, и как всё это нечто уж воистину по меньшей мере трудно объяснимое должно представить тех, кто совершал подобные моления? Как надо понимать, жизни за спиной подобного творения фантазии нет, а если есть, то это жизнь какого-то животного, прожившего жизнь обитателя природы, вследствие чего существование подобного образа обыденно лишено мыслей, здесь инстинкты, чувственные, именно из пожеланий, направляющие хоть куда-нибудь позывы, однако, что за позывами начнёшь в подобной ситуации руководствоваться, когда остался только проступивший образ, тела нет, и потому всё, что когда-то привлекало и вело по жизни, как голод, холод, страсти инстинкта размножения, всё это в принципе не применимо, но зато, последствием таких молений, становится весьма высокой вероятность, что самым непосредственным образом заполыхаешь от огня таких молитв. О том, чтобы