Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Осознав их физическое превосходство, Клей спросил спокойно и негромко:
— Вам что, жить надоело?
— Это у вас, дядя, мозги набекрень стали, а не у нас.
Клей вдруг схватил полисмена за плечи, стремительным движением, словно дверь, крутанул его справа налево и проскочил на середину комнаты, где коротышка уже ждал его, засучив рукава.
— Ничто не может помешать нам сказать, что вас мы тоже застукали, мистер Большая шишка,— произнес тощий-толстый за спиной Клея. В его хриплом голосе по-прежнему звучала угроза, и тогда Клей обратился к тому, что был послабее.
— Вы неглупый человек, мистер Онзлоу. Вы увидели возможность заработать на оплошности мистера Гриффитса, и я не осуждаю вас за это. Мне не жалко денег, и, я уверен, мистеру Гриффитсу тоже не жалко, но, к сожалению, у нас нет гарантии, что, раз он начнет платить, вы не станете требовать еще и еще. Разумеется, я понимаю, что в данный момент вы, возможно, и не помышляете о том, чтобы снова насесть на мистера Гриффитса, но вот подкатит рождество, к тому времени вы поистратитесь, и тогда вы скажете себе: «А не наведаться ли нам к мистеру Гриффитсу?» — Клей говорил быстро, но внятно, сознавая, что детектив со смышлеными глазами внимательно слушает его.— Так вот, в интересах Гарольда я не допущу этого. И в ваших собственных интересах тоже. В конце концов, шантаж опасное дело, особенно если о нем знает третье лицо, которому ничто не грозит. А в данном случае такое третье лицо есть. Это я. Это означает, что вам грозит не меньшая опасность, чем Гарольду: стоит мне сказать слово вашему начальнику — и вам, джентльмены, уже никогда больше не устроиться на работу здесь в городе, а я не премину сказать это слово, пусть даже имя Гарольда получит сомнительную огласку при разбирательстве. Он это переживет. А вот вы не переживете. Так вот, мистер Онзлоу и мистер... э-э... Говер, я предлагаю забыть все, что случилось, и больше не вспоминать об этом.
— Ну, а предположим, что мы не забудем? Предположим, мы...
Клей жестом заставил тощего-толстого замолчать.
— Если вы сию же минуту не уберетесь отсюда, я звоню...— Клей приберегал это оружие на самый конец. Перед тем как выехать к Гарольду, он узнал не только имя главы отдела полиции нравов, но и его прозвище, а также некоторые другие полезные подробности. И теперь пустил их в ход, сделав вид, что состоит с ним в приятельских отношениях. При этом он отступил назад к телефону, не спуская глаз с коротышки — слабого звена, которое уже порвалось.
— Ну что ж...— сказал тот тоненьким голосом.— Ну что ж...— Он осекся.
Клей вежливо ждал, положив руку на трубку телефона, наслаждаясь битвой. Но бой уже закончился. Тощий-толстый взял шляпу и, не сказав ни слова, вышел из комнаты. Агент-провокатор последовал за ним с бессмысленной улыбкой на лице, спеша догнать своего коллегу.
Когда хлопнула входная дверь, Гарольд без сил опустился на диван. Казалось, еще немного — и он разрыдается.
— Идиот проклятый! — Отвращение, которое вызвала в Клее эта история, наконец-то прорвалось наружу. Он осыпал Гарольда градом ругательств, и тот безропотно сносил их с поникшей головой.
Когда Клей выговорился до конца, Гарольд сказал:
— Я бы ни за что не стал впутывать тебя в это дело. Очень виноват перед тобой. Но я никак не мог доискаться Блэза, и после него только ты один из всех моих знакомых мог справиться с ними...
— Ты мог бы вызвать адвоката.
— Как можно такое доверить адвокату, совершенно незнакомому человеку?
— Ах, вот что, мне такое можно доверить! — вновь вскипел Клей.
— Я не думал, что ты... Ну, разумеется, тебе это неприятно, но...
— Тебе казалось, что я об этом догадываюсь?
— Примерно так. Ведь, в конце концов, я хорошо помог тебе там, на фронте. Я говорю о своих статьях.
— Я не нуждаюсь в поучениях. Я помню, кому и за что я должен.— Голос Клея звучал резко. В сущности говоря, политика была искусством аккуратно расплачиваться с долгами, и Клей был отличным счетоводом. Отныне Гарольд у него в неоплатном долгу. Подумав об этом, он сменил праведный гнев на добродушие.
— Так или иначе, я не хочу ничего знать о твоей личной жизни. Так что забудь об этом. Но,— не мог удержаться он,— не забывай о том, что ты живешь в одном из самых грязных городов нашей страны, в городе, где все тайно и явно подстерегают друг друга и создают прецеденты, чтобы использовать их в будущем.
— Я сделал глупость,— сказал Гарольд.
— Да, ты сделал глупость,— великодушно подтвердил Клей.
Гарольд внезапно принял свой обычный тон:
— Ты-то никогда не влипнешь со своими проклятыми девками!
— Я имею дело только с девками не моложе двадцати одного года, я опускаю шторы, запираю дверь и пользуюсь противозачаточными средствами.
— Тогда как их мужья...
— Я имею дело только со вдовами.
— И с Элизабет Уотресс.
Она ждала его в вестибюле отеля «Шорэм» среди плакатов и знамен, которыми радостно отмечалось избрание тридцать третьего американского президента. Клей направился к ней через вестибюль, она вскочила на ноги, и, как всегда, когда они некоторое время не виделись, он заметил сияющую сосредоточенность ее улыбающегося лица и ее глаза, в которых, как ни странно, не отражалось ничего, кроме блестящей черноты. Он быстро и целомудренно поцеловал ее в щеку. В конце концов, он женатый человек, а в вестибюле полно людей, которые его знают.
— Онздесь! — Элизабет была вне себя от восторга.— Президент только что прибыл! Все кричали ему «ура!», это было так здорово! Я не знала, сделать мне реверанс или нет. Мне хотелось. Сейчас он в танцевальном зале. Почему ты опоздал?
— Дела, что же еще? — Он взял ее под руку, и они направились в танцевальный зал, где губернатор со Среднего Запада с щедростью демократа и экстравагантностью республиканца принимал президента, который скоро должен был быть торжественно введен в должность.
У входа в танцевальный зал Клей задержался и чуть помедлил, пока шатавшиеся поблизости фоторепортеры не узнали его. Обычно все делалось в два счета, но сейчас, когда в зале был президент, едва ли можно было ожидать, чтобы газетчики проявили сколько-нибудь значительный интерес к одному из
