— Уведомлю вас, братья, и о новой злобной ереси, про некоего Живого Бога. Глупой и мерзкой сказке, сочиненной врагами человечества! Буде придут к вам проповедовать эту мерзость, заклинаю, бегите, куда глаза глядят, ибо это слуги Тьмы явились по вашу душу! Спасайте себя, ибо это ядовитое сигмаритское семя, пришедшее в новом обличье! Берегитесь! Не позвольте язычникам и еретикам запутать вас, и не верьте им! Не верьте, когда говорят вам, что они — от Света, ибо они от тьмы! Будете мудры и осмотрительны, и луч истины не погаснет для вас! Да сгинет тьма, да возгорится пламя из искр веры, да вознесет его до небес упование человеческое!

Проповедник вновь прервался, вытирая пот. Тем временем послушник, подошедший к нему сзади, что-то тихо сказал ему на ухо. Тот кивнул и вновь обратится к пастве.

— Итак, берегитесь лукавых проповедей посланников тьмы, но внимайте устам, несущим истинный Свет! Отец Велисарий, посланник конклава, почтеннейший и известнейший ревностным служением нашей церкви, произнесет сейчас проповедь, что откроет вам глаза и изменит вас навсегда!

Толстяк тяжело сошел с кафедры, утирая шею, а на его место энергично вскарабкался белый как лунь, сухопарый монах — гноцианец. Встав за кафедру, он осмотрел собравшихся, энергично поворачиваясь всем телом, и столько энергии и харизмы было в этом жесте, что разболтавшаяся было толпа сразу притихла.

— Известный проповедник из Эрлинтгена. Везде вербует народ в новиции! — прошептал кто-то за моей спиной.

— Возрадуйтесь! — воскликнул Велисарий зычным и сильным голосом, да так, что предыдущий оратор показался нам скворцом перед разъяренным быком. — Возрадуйтесь! Сегодня вы можете изменить свою судьбу! Сегодня, сейчас, вы — любой из вас — он направил в толпу указующую руку, и каждому показалось, что он говорит это именно ему, — обретет Свет, а Свет обретет вас! Сегодня, сейчас! Перед вами откроются двери, что не в силах открыть самые сильные руки в мире! Сегодня. Сейчас! Вы обретете смысл бытия! Вся ваша жизнь, с момента рождения, в муках, была лишь долгим путем сюда, к этим дверям! Матери кормили вас грудью, отцы учили ходить, старики открывали вам мудрость мира — все это лишь для одного! Для одного! Вся ваша жизнь была нужна лишь затем, чтобы вы пришли сегодня сюда и познали Истину!

Проповедник был несомненный знаток своего дела. Его слушали внимательно и жадно, воздевая руки к Свету и впадая в экстаз. Но я, не подверженный такого рода вещам, постепенно начал скучать. Озираясь по сторонам, я увидел, что в толпе шныряют несколько групп монахов, внимательно приглядывающихся к слушателям. Перед некоторыми они останавливались, затевали разговор, и уводили их в собор. Все происходило тихо и деловито. И вот среди этих деятелей я увидел знакомую фигуру Литца. Перепутать его походку и манеру держаться невозможно — это был действительно он.

— Ладно, господа, — я дернул Шумпера за рукав, — нам пора к нашим баранам, то есть нашим воякам.

— А как же праздник? За проповедями будет нисхождение Небесного Пламени, шествие, а потом пир и фейерверк? — встрепенулся Стусс. — Вон, уже расставляют столы прямо на площади!

— Ладно, валлет, вы оставайтесь. Расскажете, как все прошло.

Мы потихоньку выбрались из толпы под рокот преподобного Велизария, и пошли в сторону лагеря.

— И с чего вдруг они так разошлись? Никогда еще нападки на древнюю веру не были столь сильны! — удивленно спросил Майнфельд, ни к кому особо не обращаясь.

— Потише, ослина, мы тут не у себя в лагере! Расскажи еще всем, как тебе это не нравится!

— А что такого я сказал? Разве не так? Сигмариты, понятное дело, язычники, но ведь они наши предки! И если кто-то хочет почтить древнюю веру, почему бы и нет! Под знаменем Сигмара одержано немало славных побед!

— Ну, значит, теперь этого недостаточно, чтобы тебя не клеймили в проповедях, — резонно заметил Линдхорст. Наша церковь, как прекрасная женщина, щедра на ласку, но ревнива.

— Не мели чепухи, — отрезал Шумпер. — Головой прекрасной женщины управляют демоны хаоса, а нашей церковью, — престарелые, серьезные и очень упорядоченно мыслящие господа. Поверь на слово, это все неспроста!

— Но что это значит? Ты понимаешь, Энно?

Ничего я не понимаю. С именем Сигмара так или иначе ассоциируют себя почти все правящие династии, и у нас, и за хребтом. Конечно, древняя религия не нравится светошам — как все-таки метко Беренгард их назвал! Но вытравить ее совсем невозможно, да и зачем? Разве сигмариты отбивают паству у жрецов Света? Да у них и храмов то нет, так, бродячие проповедники. Между тем, многие светские владыки — да почти все — считают свою родословную от сподвижников Сигмара. И такие нападки на легендарного полубога не могут им понравиться.

— Не знаю. Может, со временем что-то прояснится. Похоже, церковники решили приструнить высших князей, чтобы не очень заносились.

— Может быть, так. Но все это очень странно!

Весь день я занимался предстоящим отъездом. Перед отбытием, как всегда, было много забот. На возы укладывали закупленное продовольствие, фураж и товар для цвергов. Все надо было пересчитать и учесть, проверить, нет ли испорченного груза. Проверить лошадей и их упряжь. Надежно ли увязаны бочки с вином, прикрыта ли от влаги закупленная мною кожа. И выяснить у ротмистров, все ли благополучно в их отрядах!

— У вас точно все в порядке с припасами? Есть достаточно болтов, запасных тетив, другого оружия?

Шумпер и Рейсснер заверили меня, что у них в отрядах есть все что нужно и даже более того.

Прибыли люди Хозицера. Шестнадцать человек, немолодых, бывалого вида, с лицами, исчерченными шрамами. Не очень-то походили они на городскую стражу — там обретаются в основном упитанные сыновья мастеров, не умеющие толком держать алебарду. А эти — совсем другое дело. Во всех повадках и разговоре виделся немалый военный опыт. Все имели шлемы или хауберки, у троих при себе неплохие арбалеты — не охотничьи, а именно боевые, с мощным натяжением.

Десять тяжело груженных возов Хозицера и Руппенкоха прибыли в последний момент. К моему удивлению, советник тоже собрался идти с нами.

— Решил растрясти жир, — пояснил он, хитро улыбаясь, — вспомнить молодость, а то совсем засиделся в городе!

— Без проблем, советник, — сообщил я. В конце — концов, какое мне дело, кто едет на облучке чужих повозок?

— Коммандер, — раздался рядом смутно знакомый голос — могу ли я обратиться к вам?

Обернувшись, я увидел одноглазого Клауса. Он стоял в сильно поношенном походном плаще, а на плече была палка с узелком.

— Я хотел уточнить, в силе ли