Соответствующим образом выстраивались отношения государственной власти со служилыми людьми из ликвидируемых удельных княжеств. Лишаясь своих князей, быстро теряя черты корпоративной замкнутости, они не только не представляли угрозы, но и воспринимались на равных с другими детьми боярскими, а в некоторых случаях и с членами Боярской думы, без каких-либо ограничений, свойственных их статусу. Длительное существование подобных групп, в большинстве случаев не имевших традиций преемственности друг с другом, было обусловлено самим фактом постоянной пролонгации удельной системы, инициируемой центральной властью.

Под пером составителей дворянских родословных XVI–XVIII вв. родословные предания о «выездах» прародителей той или иной фамилии разрослись пышными генеалогическими легендами, в которых «честные мужи» приезжали на службу к первым московским князьям из всех сопредельных стран. В действительности число таких примеров было весьма ограничено. С определенной долей условности всех иностранцев можно было разделить на две группы.

Эпизодически детьми боярскими становились выходцы из дальнего зарубежья. Одна из первых жалованных грамот на кормление была выдана при Дмитрии Донском на Печору Андрею Фрязину «как было за его дядею за Матфеем за Фрязиным». Позднее, уже в 1460-х гг., Влас Фрязинов был одним из двинских волостелей и вкладчиком в Кирилло-Белозерском монастыре. Фамилия этих вологодских землевладельцев может свидетельствовать об их происхождении из Италии. На службе у московских князей подвизался Иван Фрязин (Джан Батиста делла Вольпе). Еще один итальянец, Марк (Россо), был послом к Узун Хасану. В православие перешел в 1492 г. Иван Сальватор, «каплан белых чернцов Августинова закона», пожалованный за это селом и ставший основателем фамилии Спасителевых. Уже в 1495 г., несмотря на прежнюю специализацию, он был отмечен среди дворовых детей боярских в разряде новгородского похода «миром»[448]. К слову сказать, этот пример был весьма примечательным. Остальные итальянские мастера, как и выходцы из германских земель, порой довольно высокого ранга, могли владеть поместьями[449]. Уже в правление Василия III, по данным Сигизмунда Герберштейна, на службе у великого князя находилось 1500 пехотинцев из разных стран, которые были поселены в отдельной слободе. Был представлен также отряд конных аркебузьеров[450]. Тем не менее сохранившиеся источники показывают отсутствие представителей этой категории в разряд детей боярских, что, видимо, было обусловлено существовавшими особенностями организации военной службы, основной сферы деятельности этой категории служилых людей.

Количество итальянцев заметно возросло после брака Ивана III с Софьей Палеолог[451]. Это событие заметно увеличило и роль греков при дворе великого князя, которые быстро сформировали здесь достаточно влиятельную диаспору. Вслед за ранее упомянутыми Ховриными, породнившимися через князей Патрикеевых с великокняжеской семьей и в течение нескольких поколений исполнявшими обязанности казначеев, высокого положения удалось добиться Траханиотовым, Ласкаревым, Ларевым и Мануилу Ангелову. Многие греки становились печатниками, а также активно были задействованы в дипломатической деятельности[452]. Не преуменьшая степень влияния членов этого землячества (а в некоторых вопросах оно было весьма значительно), необходимо отметить как немногочисленность, так и исключительно придворный характер их деятельности. В XVI в. с прекращением притока новых соотечественников потомки выезжих греков быстро ассимилировались, потеряв свою идентичность.

Отдельные эмигранты могли попадать и из других стран. В Новгородской земле на рубеже XV–XVI вв. известен был помещик Иван Михайлов Турчин (в другом месте Турченин). В более поздних писцовых описаниях конца 1530-х гг. на той же территории фигурировали уже пушкари Иван и Федка Турчаниновы. Характерное фамильное прозвище может указывать на выезд И. М. Турчина из Турции. В дальнейшем Турчаниновы также были представлены в составе новгородской корпорации. Более определенно можно говорить об иностранном происхождении семьи переславских помещиков начала – середины XVI столетия Исупа и его сына Урака Турчаниновых[453]. Известны были также среди детей боярских Волошениновы.

Более многочисленными были представители соседних государственных образований. Сразу необходимо оговориться, что чужеродными элементами, безусловно, не были представители различных княжеств и земель Северо-Восточной и Северо-Западной Руси, «инокняжцы», находившиеся, несмотря на имеющиеся между ними различия, в одной системе координат. С определенными оговорками это наблюдение распространяется и на выходцев из западнорусских земель, особенно на начальных этапах возникновения Великого княжества Литовского.

Уже в начале XIV в. (конце XIII в., если брать пример царевича Петра) на службе у князей Северо-Восточной Руси известны были татары. Их число заметно увеличилось в результате конфликтов внутри Джучиева улуса. Вне зависимости от достоверности родословных легенд, некоторые видные московские служилые фамилии определенно имели татарское происхождение: Старковы-Серкизовы, Мячковы, возможно, также Телебугины. В 1392 г. крещение приняли «двора царева постелныки» Бахты-хозя, Кидырь-хозя и Мамат-хозя. Вероятный ордынец Турабей был владельцем двора в Москве и земель под Суздалем[454]. Из семьи бывшего татарского баскака происходил Пафнутий Боровский. Новокрещен татарин Ермолай служил также Василию Боровскому. Подобные примеры были известны и в других княжествах, прежде всего в Рязанском (Селивановы и Коробьины, вероятно, Вердеревские и Измайловы и др.), ростовский род царевича Петра. Очевидно, что на ранних этапах формирования служилой системы татарские выходцы знатного происхождения имели все шансы войти в боярскую среду.