Большинство названных лиц, кроме смоленских выходцев XV в., не были собственно литовскими подданными. Оказавшись в незавидном положении, они были вынуждены искать себе покровителей. Часть выбрала сторону Москвы (Твери), другие предпочли литовских князей, которые стали верховными правителями на их землях.

Отметились в качестве служилых князей при московском дворе также князья Друцкие. Начиная с середины XIV в. практически в каждом поколении этого рода фиксируются выезды в Москву. Уже в 1339–1340 гг. князь Иван Друцкий в составе объединенной армии князей Северо-Восточной Руси участвовал в походе на Смоленск. В последней четверти XIV в. при московском дворе находился уже князь Глеб Васильевич Друцкий, участник Куликовской битвы и последующего сражения под селом Лысково, в котором он сложил свою голову. В 1436 г. была отмечена служба Василию Темному князя Ивана Бабы Друцкого, который «урядил свои полки с копьи по литовски». Несколько позднее, во второй трети XV в., в Москве действовали его родственники князья Александр Одинцевич и его сын Григорий. До поры до времени все эти появления Друцких на московской службе носили эпизодический характер. Их потомки по-прежнему связывали свои судьбы с виленским двором, сохраняя родовые земли в Друцке[469].

Видное положение в Москве занимал князь Дмитрий Боброк Волынский, который, судя по его фамилии, скорее всего, также был выходцем из Южной Руси. Его потомки перешли на положение бояр, утратив княжеский титул[470].

Династические войны и ужесточение политической борьбы внутри Великого княжества Литовского приводили к выездам целых групп служилых людей. Многочисленной, видимо, была свита князя Андрея Ольгердовича, выехавшего в 1377–1378 гг. из Новгорода ко двору Дмитрия Донского. В 1379–1380 гг. он участвовал в походе на Стародуб и Трубчевск, в результате которого его брат Дмитрий «не стал на бой… но выиде из града съ княгинею своею и з детми и с бояры своими и приеха на Москву въ рядъ къ князю великому Дмитрею Ивановичю». Позднее оба брата вместе со своими дружинами принимали участие в Куликовской битве. Во время осады Москвы Тохтамышем обороной города руководил Остей (князь Александр Федорович?), внук Ольгерда[471]. Стоит заметить, что для наиболее значительных лиц, биографии которых можно проследить по упоминаниям в летописях, московская служба имела кратковременный характер. Получив помощь со стороны московских князей, они позднее возвращались на родные земли.

В 1406 г. состоялся выезд князя Александра Нелюба Гольшанского, сына киевского наместника Ивана Ольгимонтовича, «а с ним много литвы и ляхов»[472]. Ранее Иван Ольгимонтович сопровождал Софью Витовтовну в поездке к ее будущему мужу. Спустя два года еще более масштабный характер имел приезд Свидригайло Ольгердовича, в свите которого, помимо нескольких титулованных лиц, находились также «бояре Черниговские и Брянские и Стародубские и Любутские и Рославские»[473].

С выездом Свидригайло связано было, скорее всего, появление при московском дворе князей Звенигородских (из черниговского княжеского дома). Как видно из сборника Дионисия (в миру – князь Данила Лупа Звенигородский, потомок черниговских князей) и последующих родословных росписей, эта княжеская фамилия считала своим предком Александра Звенигородского. Его появление в Москве вместе с сыном Федором Котлечеем (в других вариантах – Иваном Котлечеем (Коплечеем) прямо связывалось с указанным событием. М. Е. Бычкова и А. В. Кузьмин обратили внимание на отсутствие «московских» следов деятельности Звенигородских в первой половине столетия[474]. Не исключая вариант их кратковременного возвращения на родовые земли, стоит отметить, что во второй половине XV в. Звенигородские разных ветвей определенно находились в Московском государстве. Все они были потомками упомянутого князя Александра. Звенигородские, кроме того, не встречаются в документах Литовской Метрики этого времени, что косвенно свидетельствует об их переселении на новое место службы.

Начиная со второго десятилетия XV в. Василию Дмитриевичу служили сыновья князя Патрикия Наримунтовича Федор и Юрий. Вряд ли их появление здесь связано с выездом Свидригайло. Князь Патрикей Звенигородский был упомянут в свите Свидригайло. Его тождество с отцом князей Юрия и Федора, предков князей Патрикеевых (Щенятевых, Голицыных и Куракиных) и Хованских, как это было принято в большинстве исторических работ, в последние годы обоснованно подвергается критике. В сборнике Дионисия он именуется с определением «Карачевской и Хотимской» и был обозначен как брат князя Александра Звенигородского, хотя и не был включен в составленную здесь же роспись князей Звенигородских[475].

По версии родословной литовских князей, созданной в 1529 г. в окружении князя Федора Мстиславского, Юрий Патрикеевич появился при московском дворе в 1390 г., сопровождая Софью Витовтовну[476].

Юрий Патрикеевич женился на дочери великого князя Анне и занял главенствующее положение в боярской среде. Именно он стал наместником московским, а в 1433 г. возглавлял поход на братьев Василия Косого и Дмитрия Шемяку с великокняжеским двором «а с ним двор свои, многие люди». Менее заметны были потомки его братьев князья Хованские и Корецкие. Последние долгое время оставались неизвестными, пока неожиданно не проявились в самом конце XV в., получив поместья в Новгородской земле. При этом Корецкие других линий продолжали владеть землями в окрестностях волынского города Корец. А. В. Кузьмин считал, что князья Корецкие не были потомками названного ранее Патрикия Наримунтовича (от его сына Александра). Не очень понятно в связи с этим, однако, их присутствие в официальной родословной росписи этого рода. В уже упомянутой родословной из окружения Ф. М. Мстиславского у Юрия Патрикеевича был показан брат Александр, как и в позднейших родословных росписях, в том числе в Государевом родословце. Сами Корецкие считали своими предками князей Глеба (Наримунта) и Патрикия. По своему статусу на московской службе они в середине XVI в. заметно уступали Щенятевым и Булгаковым (Голицыным и Куракиным). В родословной перечисление Корецких было неполным. В ней явно были пропущены одно-два поколения, а также отсутствовали имена Ивана Большого и Ивана Меньшого Семеновых Корецких. Видно, что эта роспись была составлена по памяти родственников, о чем свидетельствует и сделанный комментарий «по росписи Голицыныхъ и Куракиныхъ»[477]. Обе эти фамилии, таким образом, признавали свое родство с Корецкими. Не исключено, что Корецкие выехали на московскую службу лишь в конце столетия, под опеку и покровительство к своим могущественным родственникам.