– Ну просто караул, какое жестокосердие! – сказал ехидно. –Посадят на цепь дурака и за решетку, как зверька, дразнить его придут… помните,да? У бедолаги в мозгу изжога, душа изломана, а его никто не жалеет – кругомхамоватые, откровенно равнодушные люди… Иначе нельзя, дорогой мой Достоевский.Нужна дистанция, толстая кожа, это броня для всех врачей, не только впсихбригадах. А у нас вообще черный юмор. Думаете, выражение про сдвиг по фазевыдумали электрики? А крыша в пути, крыша едет – автомобилисты илижелезнодорожники? Башню сносит – метеорологи? Мозги набекрень – шляпники? Нет,это наши профессиональные выражения, так же, как и шизануться, свихнуться,сдвинуться, чокнуться. В нашем деле нет ничего важнее подчеркнуто-небрежногоотношения к пациентам. Когда привозят в больничку спятившего, особенно если оносознает, что с ним что-то неладно, что он уплывает, его спасет только нашеспокойствие и даже где-то пофигизм. Человек ведь убежден, что он – уникален, аты ему этак спокойно говоришь: да ну, у нас тут все такие! И он успокаиваетсяоттого, что не одинок в этом месте, оттого, что он – как все. В каждой больницепрежде всего срабатывает эффект стен, но в психушках – в первую очередь.Больной понимает: тут мне помогут, потому что здесь всем помогают, потому чтоэто – больница, где лечат. Конечно, если пациент в полной отключке, на негоникакие эффекты никаких стен не действуют, но в основном это закономерность.Непробиваемый доктор – отчасти тоже одна из стен, которые оказывают своеспасительное действие.

– То есть вам их на самом деле жалко, только вы виду неподаете? – поняла Алёна.

– Жалко, конечно, еще бы! – Юрий даже присвистнул. – У менябыл один пациент… смешной такой персонаж, стишки писал и пытался найти высшийсмысл в бессмысленных словесах и цифрах – ну совершенно бессмысленных, можетемне поверить! – а также пытался выбраться из больницы, чтобы передать одномучеловеку какую-то сверхважную информацию, которая изменит течение всей жизни. Ия как-то раз попробовал глубоко влезть в его бред. Именно что из жалости. Ивдруг в один из дней ощутил, что начал жить по законам этого бреда. Это… остро.Очень остро!

Юрий нервно зашарил по карманам, и какой-то миг Алёнасмотрела на него чуть ли не испуганно. Кажется, это воспоминание заставило егосильно разволноваться… но она тут же облегченно вздохнула: оказывается, Юрийпросто-напросто отыскивал завибрировавший мобильник. Наконец вынул его изкармана и прижал к уху:

– Да! Слушаю! А, привет. Готово? Всё, что я просил? Молодец,ну ты даешь, слушай! Ну ты и развернулся! Я даже не ожидал от тебя такой прыти.Значит, все тип-топ… ты уверен? Ага, отлично. Так, говори. – Слушал,сосредоточенно кивая, изредка взглядывая на Алёну исподлобья, однако словно быи не видел ее. – Так, понял. Хорошо, хорошо. Понял. Ладно, потом я тебе еще раззвякну. Всё, до связи.

Отключился, поймал Алёнин взгляд и улыбнулся:

– Это мой приятель из Советского района звонил. Нашликоординаты этого вашего Влада Сурикова – правда, не без труда. Мы договорилисьтак: мне сейчас записывать неудобно, да и он занят, поэтому он мне сразу, какосвободится, SMS-ку с адресом пришлет, а я ее вам переправлю, договорились? Вашсотовый позвольте, барышня!

Алёна, несколько растерявшись, продиктовала номер. Ну почемуЮрий не передал трубку ей? Она ведь не склеротичка какая-нибудь, ей необязательно записывать адрес, она и так запомнила бы его. И если приятель Юриятак уж сильно занят, о чем он так долго говорил с ним?.. Да ладно, пусть будеткак будет. Значит, буквально с минуты на минуту она узнает координаты Влада! Ичто ей тогда делать? Ехать к нему? Или выяснить через справку телефон ипозвонить? Кстати, надо обдумать…

– Но я не договорил, – продолжал тем временем Юрий. – Этоостро, говорю я, и даже где-то небезопасно – жить по законам чужого бреда.Однако необходимо. У каждого больного есть психотическая часть личности – и здоровая,но она как бы в тени больной части. До нее нужно достучаться. Чаще всегопринято применять брутальные методы: лекарственную терапию или там лоботомиюкакую-нибудь. «Полёт над гнездом кукушки» смотрели, конечно. Во-во. Но мнеказалось интересней пожить в метафоре этого моего пациента, стать в нейсовершенно своим. Меня это многому научило. Быстроте реакций, неожиданнымрешениям, умению всякую ситуацию повернуть в свою пользу. Помню, один раз онгде-то добыл спички (психи, чтобы вы знали, необычайно изобретательны, вот укого надо неожиданным решениям учиться – это просто академия!), собрал в кучукакие-то комиксы, газеты со сканвордами, простыни и пригрозил устроить пожар,если его информация тотчас же не будет передана в высшие инстанции. Правительству,как он выражался. Самое плохое, что он разбил стакан, взял осколок и грозилвзрезать себе вены! С вязками, значит, к нему никак не подберешься. А я ужеэтого мужика успел немного узнать: он серьезный был дядька, очень обиженный нажизнь, на людей, на судьбу, серьезный и решительный, на всё способный. Мненикак не хотелось, чтобы он умер, ну рано ему еще было умирать!.. А у нас навыходе из отделения всегда дежурили милиционеры, поэтому я послал олигофрена(надо сказать, это в психушках активисты, первые помощники персонала,покладистые, добродушные, безобидные!) за ними. Приходят двое таких салажатмолоденьких, ничего не соображают, глазки в кучку. Я им грозно приказываюдостать блокноты и записывать важное сообщение. Они понять не могут, шучу я илинет, чувствую, сейчас ржать начнут… вот был момент, ужас! У мужика этого стеклонаготове… К счастью, парни поняли значение моих огненных взоров, записали все,что он там молол, причем пришлось дословно записывать, под диктовку, нашдяденька поминутно требовал повторить… Чего он там только ни напорол, ГосподиБоже! – Юрий закатил глаза. – Ладно. После диктовки он немного успокоился,позволил сделать себе уколы, лег спать. И, что характерно, наутро, отойдя, всёслучившееся помнил с небывалой ясностью! Спрашивал, не выбросили ли милиционерысвои блокноты, ходил, по урнам проверял… Но я как чувствовал: забрал у нихзаписи и спрятал.

Юрий умолк и сидел, уставившись в пол. Углубился ввоспоминания, задумчиво покачивал головой. Смотрелось это… странно, скажем так.

Алёна испуганно обернулась к Ване. А тот просто-таки давилсясмехом, глядя на доктора Литвиненко.

– Ничего, ничего, не пугайтесь, – шепнул успокоительно. –Вот это и называется: с кем поведешься, с тем и наберешься.

– Что вы там шепчетесь? – сердито вскинулся Юрий,подозрительно поглядывая то на Ваню, то на Алёну, которая теперь тоже елесдерживала смех.

– А что, – невинно спросила Алёна, – психиатры, которыерешают пожить по законам чужого бреда, не могут там остаться навсегда? Каклисичка-сестричка в зайкиной избушке?

Глаза Юрия заблестели.