числа у даты = стыла удачи

числа у даты = услада читы

Вы осознаете, что я пишу?!

Надоело! А вы не найдете 3 рубля минус 50 копеек никогда!

Простилкин, пациент

* * *

– Что он от меня хочет? Чего он ко мне привязался?!

За последние десять минут она задавала этот вопрос какминимум десять раз. Юрий молчал, только все крутил да крутил часы на запястье.Ваня, которому снова пришлось пересесть в кабину, то и дело оглядывался в салонс испуганным выражением: небось не каждый день тебе встретятся знаменитыеписательницы в истерике…

– Алёна, успокойтесь! – наконец сильно хлопнул в ладошиЮрий. – Нельзя так разваливаться! Главное, не с чего, понимаете? Ну вотсмотрите: мне домой чуть не каждое утро звонит какая-то бабуля и трагическим,рыдающим голосом блеет: «Зая? Зая, это ты?» Понимаете? Каждое утро! Сначала япытался внушить ей, что она перепутала номер, она соглашалась и обещала большене звонить. Но постепенно я к ней привык и просто говорю: «Зая вышла. Позвонитепопозже!» В этот день, – мрачно усмехнулся Юрий, – в этот день она больше неперезванивает.

– Она вам не угрожает! – всхлипнула Алёна.

– Да он вам, по-моему, тоже не угрожает, – пожал плечамиЮрий. – Ну, обещает напомнить какое-то событие из вашего прошлого… Ну и что?Почему вы так заводитесь по этому поводу? Чего боитесь? У вас что, в прошломгнездятся только кошмары? Может быть, этот шутник – шутки у него дурацкие иманеры дурные, не спорю! – может, он хочет напомнить вам что-то светлое ирадостное? Может, к вам из прошлого вернется человек или событие, котороекогда-то сделало вас счастливой, которое когда-то казалось вам самым блаженными великолепным! Почему, ради бога, вы все время чего опасаетесь?!

«Интересно, у меня успела тушь потечь или нет?» – смятенноподумала Алёна.

Ага, пациент скорее жив…

Между прочим, доктор Литвиненко – действительно хорошийдоктор. Хороший психиатр!

Нет, вообще-то понятно, почему она с самого началанапрягалась от этих шепчущих звонков. Потому что накануне стреляли во Влада.Потому что по электронке пришло самоуничтожившееся письмо. А главное – потомучто после первого звонка на нее бросился какой-то придурок с ножом, и кто-токричал во дворе: «Предатель! Я тебя убью!», и в окно влетел камень с запискойБЕРЕГИСЬ! …

С пятого на десятое она перечислила всё это Юрию и даженашарила в кармане вконец измятую записку, которую и предъявила ему вдоказательство вещественности своих страхов.

Почему-то именно записка произвела на Юрия впечатление, хотявсе остальное он слушал с кривенькой такой, недоверчивой улыбочкой на лице. Нопри виде клочка бумаги улыбочка слиняла, брови поползли на лоб…

Ага, ну понятно! Конкретный факт! Это еще Голсуорси,кажется, писал, что мужчину может убедить только конкретный факт!

Впрочем, спустя минуту выяснилось, что Алёна напраснорадовалась.

– Нет, вот же умора! – пробормотал Юрий, сердито скомкавзаписку. – Вы видели, что она написана на листке в клеточку? Это тетрадныйлисток! А кричал мне, что я предатель, кто?! Детским голосом? Ребенок! У васдети в домишке в вашем есть?

– Не знаю, – честно призналась Алёна.

Ничего удивительного в этом не было. Образ ее жизни смеломожно назвать замкнутым, уединенным, нелюдимым, отшельническим и все в этомроде. Более нелюдимой была только одинокая угрюмая Капа со своим коричневымпудельком. И то – выходы в свет для Алёны в последнее время стали такойредкостью, что визит в «Барбарис» просто-таки обязан был обернуться чем-тонепотребным, невероятным, несусветным! Жильцов своего подъезда она худо-беднознала, ну и еще двоих-троих из других подъездов – в их числе были Сан Саныч сТатьяной. У них-то как раз и был сынуля, но уже вполне взрослый парень, студентпо имени Васька. Хотя, наверное, и у студента может оказаться клетчатаятетрадка, да? А вроде больше никаких детей она в своем пенсионерском дворе невидела… Впрочем, у пенсионеров где-то имеются внуки, наверное…

– Как не знаете? – удивился Юрий, но Алёна не успелапосвятить его в подробности своей затворнической жизни, потому что Пак,успевший за это время преодолеть проспект Ленина и часть Московского шоссе, атакже улицу Совнаркомовскую, а также первый городской мост, уже добралсякрутыми съездами до набережной Федоровского и въехал во двор красной кирпичнойбашни в четырнадцать этажей.

Рядом стояла старинная – XVIII век! – пятиглавая церквушкаИльи Пророка, и это было одно из красивейших мест в Нижнем. Напротив, наСтрелке, – собор Александра Невского. Вообще вид на Волгу отсюда открывалсяпросто невероятный.

– Федоровского, пять «а», – сообщил Пак, перегнувшись всалон. – Квартира… квартира семьдесят.

– Значица, седьмой этаж, – сообщил Ваня, тоже перегибаясь изкабины. – Я в таком же доме живу. Молитесь, люди добрые, чтоб лифт работал!

– Ну что, – спросил Юрий, робко беря Алёну за руку. – Здесьпосидите? Или, может, с нами пойдёте?

– Да пойду уж, раз привезли! – сказала она сердито. – Нотолько если за это время ваш друг не позвонит, я потом уеду домой, ладно?

– Честное слово, я ему сам снова позвоню, – пробормоталЮрий, с трудом сдерживая улыбку. – Пошли, пошли!

Домик имел, конечно, еще тот вид… Вокруг крыльца уже успеланарасти полынь, ступеньки были выщерблены так, словно по ним ежедневномаршировало стадо слонов. Юрий споткнулся и чуть не упал, но удержался наногах, только буркнул:

– Плохая примета!

Примета, впрочем, не сбылась: лифт работал, и бригада оченьспоро поднялась на седьмой этаж. Тишина в подъезде царила просто-таки лесная!Только в лесу немножко другие запахи, конечно…

Подошли к двери с цифрой 70, Юрий только поднес руку кзвонку, как вдруг отдернул ее и принялся нервно шарить по карманам халата.

– Ёлки, – сказал сердито. – Я телефон забыл. То есть он уменя на сиденье выпал, что ли? Ну наверняка… Алёна, не в службу, а в дружбу –спуститесь за ним, а? Лифт работает, так что это вам без проблем. Нам нельзябез связи на вызове, понимаете?

– Конечно, какие вопросы? – Алёна нажала на кнопку, и дверцылифта, только что со скрипом закрывшиеся, с таким же скрипом открылись опять.

– Кто там? – спросил в это время за дверью взволнованныймужской голос – молодой, как показалось Алёне.