Это дало основание еще Гедеонову писать: «Для шведского конунга имя Hrarekr так же странно и необычно, как для русского князя имена Казимира или Прибислава». Н. Т. Беляев прибавляет: «…оно столь же необычно и в Дании».

Таким образом, факт большой редкости имени «Рорик» или «Хрорекр» установлен самими норманистами. От себя мы прибавим, что и те «Рюрики», которые перечисляют норманисты, недостаточно «доброкачественны». Достаточно привести цитату из Беляева: «Сопоставление этих двух цитат также показывает, как легко франкскому летописцу (в данном случае даже такому ученому и образованному лицу, как епископ г. Труа Пруденций) смешивать скандинавские имена Hroerek — Roric — Harekr — Horic — Eric».

Допустим, что в данном случае Беляев прав, что ошибается не он, а епископ Пруденций; в таком случае факт путаницы Рюрика с Эриком налицо. Если такой ученый человек ошибался, то какова цена «Рюрикам», упомянутым неучеными и тем более сагами, записанными несколько сот лет спустя после событий? Какая у нас гарантия, что и остальные два «Рюрика» не есть на самом деле «Эрики»?

Еще более невероятна метаморфоза имени — Harekr — Horic — Eric: «а» превращается в «о», «о» в «е»; наконец, Eric и Roric путаются.

В этой бестолковщине нет оснований слепо верить всем этим «Hroerekr»-ам и делать какие-то далеко идущие выводы, это — постройка здания на песке.

Нам кажется, что норманисты напрасно «хрерикризируют» нашу историю; есть и другой путь. Откроем Псковские летописи, 1941, с. 107; там под 1536 годом находим: «Тоя же зимы, месяца февраля в 27 быша Литва… под Себежем городком 20 000… и Ририка воеводу оубиша Ляцкого». Таким образом, в 1536 году, когда самое имя «варяг» давным давно исчезло со страниц истории, в Польше существовало имя Ририк.

Фонетическая близость Рюрика и Ририка совершенно очевидна, они отличаются слегка оттенком в выговоре одного звука. Недаром во французском алфавите буква «у» называется «игрек», т. е., в переводе: «греческое и». Эта буква передавала звук, средний между «и» и «ю», но ближе к «и», поэтому французы и назвали ее греческим «и».

Эта двойственность звучания давала основание для начертаний в летописях: «Скифия» и «Скуфия», «кир» наряду с «кюр» и даже «кур».

Интересно, что в Ипатьевской летописи под 1194 годом мы наряду с именем Рюрика два раза находим имя Кирилл в начертании «Кюрил». Отсюда ясно, что если он транскрибировал Кирилл в Кюрилл, то его Рюрик в другой огласовке будет Ририк.

Таким образом, имя, чрезвычайно близкое к Рюрик, имелось у поляков. Во-вторых, в летописи мы имеем много случаев путаницы в транскрипции слов с «и» и «ю».

Нам было сделано возражение, что нахождение в XVI столетии у поляков имени Ририк ничего не доказывает. Возражение это показывает, что ум возражавшего искалечен гуманитаристическим способом мышления. Гуманитаристы, конечно, сочли бы находку Ририка доказательством. Мы подчеркиваем, что Ририк = Рюрик отнюдь не считаем доказанным; мы вообще ничего еще не доказываем, кроме того, что следует поискать отождествления имени Рюрика не только со скандинавскими, но и со славянскими именами.

Как показал наш первый шаг, дело далеко не безнадежно: наш Ририк ближе к летописному Рюрику, чем все «Хрэрекры» или «Рорики» норманистов.

Возражение, что находка имени в XVI столетии ничего не доказывает, неосновательно. Она показывает возможность находки Рюриков или Руриков или Рюриков гораздо глубже в истории. Их надо искать, может быть, не в наших источниках, довольно хорошо исследованных, а у соседей-славян: поляков, чехов, болгар и т. д., а также у литовцев, эстонцев и т. д.

Находка Ририка открывает новый путь для поисков — в этом суть, а не в том, что мы уже что-то доказали. «Просим нас с историками не смешивать».

Как нарочно, недавно нам попалась в «Литературной газете» статья за подписью Б. Рюриков. Что это? Отголосок ли старого Рюрика — потомок одного из его подчиненных? Либо это новообразование XIX или XX веков? Либо это отголосок существования какого-то «Рюрика», ничего общего с «Рюриковичами» не имеющего?

То, что Рюрик найден у поляков, с характерным славянским окончанием на «ик», а не скандинавским «кр», говорит о возможности нахождения этого имени и у других славян, в том числе и у руссов. Надо искать.

Есть еще одно обстоятельство, говорящее в пользу того, что Рюрик мог быть славянином, — прямое указание в апокрифическом источнике.

«Сыновья Гостомысла умерли при его жизни, а средняя его дочь Умила вышла за варяжского князя Диона и, по преданию, была матерью Рюрика. Гостомыслу однажды приснилось, что из чрева его дочери Умилы произрастало огромное плодоносное дерево, покрывавшее ветвями своими какой-то обширный город и плодами насыщавшее людей всей земли. По разъяснению прорицателей, это обозначало благословенное державное потомство от Умилы».

Приводя это апокрифическое сведение, мы, разумеется, не рассматриваем его, как какое-то доказательство. Мы хотим только обратить внимание, что в ту пору, когда о споре норманистов с антинорманистами и не снилось, существовало предание о том, что Рюрик был по крайней мере наполовину славянин.

Отметим, однако, интересную подробность приведенного отрывка: Умила выходит замуж за варяжского князя Диона. Сколько можно судить, такого личного имени у скандинавов нет, зато мы имеем старошведское «тиун» и старонорвежское «тион» (см. Томсен, с. 129), причем первый звук был особенным, только похожим на «т» (в нашей типографии необходимого значка нет). Является предположение, что «тион» — это вовсе не имя князя, Умила вышла замуж за наместника варяжского князя, носившего имя тиуна или тиона. Так как она была дочерью одного из славянских старейшин, а историю мы захватываем в тот момент, когда новгородцы платили дань варягам, то подобный брак весьма вероятен.

Если Рюриковичи (по крайней мере, по матери) были славяне, то это объясняет многие несообразности, до сих пор не размеченные в нашей истории. В самом деле, новгородцы, обозленные гнетом варягов, восстали и прогнали их, затем между ними произошли неурядицы, в результате которых они опять призывают варягов. Предположим даже, что они призвали других; какая гарантия, что новые варяги окажутся лучше прежних, ведь могут быть и похуже?

Совсем другое дело, если «Рюриковичи» оказываются наполовину своими: их новгородцы знают, знают и они новгородцев. В этом случае понятны становятся и славянские имена Синеуса, Ририка и (очевидно) Трувора. Наконец, получает исчерпывающее объяснение и то, что Рюриковичи так легко вросли в Русь и не оказали на нее никакого скандинавского влияния. Становится понятным и то, что ни разу в летописях мы не встречаем указания о том, что существовали толмачи, бывшие посредниками между «Рюриковичами» и славянами. Нигде ни малейшего намека, что скандинавы сталкивались с трудностями в отношении языка. Трудностей не было, ибо они сами говорили по-русски.

Переходим к имени третьего «Рюриковича» — Трувора. Ни норманисты, ни славянофилы не дали мало-мальски удовлетворительного объяснения его. Такого имени в Скандинавии нет. Томсен полагал, что это старонорвежское Торвардр. Пытались объяснять это имя как кличку, но тоже неудачно.