Кстати, характерная черточка, наглядно показывающая научный метод норманистов. Слово «Трувор» известно только из летописей; известен всего один Трувор, нигде в других источниках оно не встречается.

Как же поступают норманисты? Когда они пишут об этом имени на иностранных языках, они пишут не «Truvor», что казалось бы естественным, а «Thruvor». Спрашивается: откуда взялась буква «h» после «т»? Не для того ли, чтобы дальше сослаться на то, что «th» в древненемецком и других наречиях передавалось особым звуком, вроде современного английского «th», а если это так, — то можно легко найти какое-нибудь иностранное слово вроде «sruvor» и так «доказать», что Трувор был иностранцем? Не нашли, мол, слова, начинающегося с «т», найдем с «д» или «с» и т. д. Лишь бы «доказать»… Подобные примеры злонамеренной транскрипции можно и должно называть мошенничеством в науке.

Славянофильское объяснение тоже малосостоятельно: предполагают, что это могло быть слегка искаженное «Трубор», т. е. «трубач» или «трубник». Необходимо искать объяснения. Одно ясно, что если два брата были славянами и носили славянские имена, то и третий брат вряд ли был исключением.

Следует упомянуть, что даже такой норманист, как Баумгартен, утверждает, что имена Синеуса и Трувора совершенно неизвестны в сагах: таких имен в Скандинавии не существовало. Чтобы объяснитъ это, видят в этих именах не имена собственно, а клички-эпитеты. Синеус, мол, означает «победоносный», а Трувор — «верный», но для обоих имен необходимо для этого сделать натяжки. Какого типа норманисты считают допустимыми натяжки, видно из того, что Синеус они считают происходящим от «Signjotr», очевидно, «Белоус» они будут производить из «Belotr».

Таким образом, имена трех Рюриковичей доказательством их скандинавского происхождения служить не могут, вероятность их славянского происхождения в настоящее время почти одинакова, но с возможностью при дальнейших исследованиях перевеса в пользу славянства.

Перейдем теперь к имени «Олег». Норманисты настаивают, что это искаженное «Helgi». Категорически отрицать возможность этого нельзя, но сомневаться можно. Начальное «х» отпало, это бывает, а вот отпадение конечного звонкого «i», гласной, а не согласной! — сомнительно. Далее, «е» превращается в «о», после «л» появляется «е». Метаморфоза замечательная. Подкрепление своей мысли норманисты видят в том, что «Helga» превратилось в «Ольгу» — следовательно, словообразование аналогичное. С этим нельзя не согласиться, но это сходное образование говорит и о другом — об обычности употребления этих имен, т. е. о возможности их ославянения. Мы знаем из летописи, что уже до Рюрика новгородцы платили дань варягам, следовательно, сталкивались с ними и с варяжскими именами.

В древности, до христианства, употребление имен вовсе не было чем-то ограничено или регламентировано; это только при христианстве можно выбирать имя для младенца из церковного списка имен — до этого употребляли, что хотели. Мы уже указывали, как русское имя (вернее, славянское) перекочевало к датчанам. Таким же образом имена Олег и Ольга могли перекочевать к руссам, и именно в этой славянской форме, а не «Хелги» или «Хелга».

Кроме этого чисто теоретического соображения имеется и практическое. Ведь носители этих имен не скандинавы: Ольга — псковичка, по-видимому, из рода Гостомысла, а Олег — родич «Рюриковичей», которые, как мы видели, под большим подозрением, что они славяне.

Лицо, носившее имя «Олег» (имя по происхождению может быть и скандинавское), могло быть чистейшим славянином, либо скандинавом в отдаленных предках. Мало ли, например, Карлов Карловичей было в России в XIX и XX веках, которые кроме русского не знали ни одного иностранного языка и даже слова.

Поэтому в «скандинавность» имени Олег надо верить с большой осторожностью.

Еще больше сомнения вызывает имя «Игорь». Норманисты безоговорочно отождествляют его с «Ингвар», но это безусловная ошибка. «Слово о полку Игореве» совершенно ясно различает «Игоря» и «Ингваря», в еще большей степени это подчеркивается летописями, в которых фигурирует князь «Игорь Ингварович»: это были два совершенно разных имени.

Скандинавское происхождение имени «Ингвар» вряд ли подлежит сомнению, хотя и высказывалось предположение, что имя это можно объяснить из славянских корней: «ино» и «говор», т. е. говорящий на иной лад; что же касается имени «Игорь», то оно в Скандинавии не встречается, все варианты имен ведут к «Ингвар», а не «Игорь».

В свете этих данных становится понятным, почему «скандинав» Игорь и «скандинавка» Ольга дали своему сыну русское имя «Светослав».

Здесь уместно будет остановиться на некоторых, весьма распространенных ложных выводах норманистов. Подсчитывая имена скандинавского происхождения в летописях, они считают всех носителей их скандинавами. Явная нелепость, ибо если Рюрик I был скандинавом, то Рюрик Овручский и Киевский был чистейшим славянином, и т. д. Во-вторых, они составляют эти списки имен за несколько столетий, а это значит, что носители имен никогда не образовывали влиятельного скандинавского блока (а именно это надо доказать), они были рассеяны в массе славянских имен.

Чтобы устранить всякие сомнения, приведем цитату из (норманиста!) Беляева: «По Лаврентъевской летописи (следовательно, за 4 столетия следующие за Рюриком) на приблизительно 315 княжеских имен приходится 25 имен скандинавского происхождения (3 Рюрика, 6 Игорей, 2 Ингваря, 9 Олегов, 3 Рогволода, 1 Якун-Гакон и 1 Алдан-Гальфдан; всего 25), а с упоминаемыми под 862 г. Синеусом и Трувором — 27, т. е. 7 % и около 118 (т. е. 38 %) славянских. При этом подсчете число скандинавских имен является преуменьшенным, т. к. в тех случаях, когда например, у Гаральда-Мстислава было 2 имени, здесь принималось более известное славянское».

В свете всего сказанного выше вряд ли стоит терять время на доказательства того, что скандинавские имена явно преувеличены в количественном отношении; наконец, 7 % их по отношению к 38 % славянских имен настолько незначительная цифра, что о ней говорить не приходится.

Что же касается имен женских, то они вообще не пригодны для умозаключений. Известно, что было правило жениться не на своих подданных, а на дочерях иностранных царствующих домов; это, однако, не значит, что дети от таких браков приобретали национальность матери. Если Ингеборгам, Ингигердам, Мальфридям и т. д. приписывать передачу их «скандинавности» детям, то почему в этом отказывать греческим, половецким, польским и т. д. княжнам и принцессам?

Наконец, и в другом отношении имена ненадежны: Ингибьерга, внучка Владимира Мономаха, выйдя за датского короля, назвала своего сына именем его славянского прадеда — Владимира.

Подводя итоги всему сказанному об именах первых русских князей, необходимо отметить, что вероятность их скандинавского происхождения почти равна вероятности их славянского происхождения («бабушка надвое ворожила»), с оговоркой, однако, что славянская гипотеза далеко еще не исчерпала всех возможностей, тогда как скандинавская дала все, что могла.

Таким образом, имена первых русских князей при современном состоянии наших знаний, как решающий аргумент, в пользу норманизма использованы быть не могут. В заключение остановимся на одном примере, который покажет, насколько шатки и ненадежны построения норманистов: достаточно подойти к решению с другой стороны, и все их искусственные хитросплетения рушатся. Они считают имя первого русского князя Игоря, рожденного на русской почве, чисто норманским. Согласно им, Игорь — это измененное Ingvarr. Как мы уже указывали, и летописи, и «Слово о полку Игореве» совершенно ясно различали Игоря и Ингваря, следовательно, Игорь происходит не от Ingvarr.