— Здесь обязательно нужно оставить засаду, — сказала Глория. — Мне кажется, если он не выходит с территории, то должен скрываться здесь, где его любят и защищают. А я отправлюсь в основное здание. Поднимусь на крышу…

— Одна ты с ним не справишься, — не согласился Жорик. — Я пойду с тобой.

— Тебя никто не пустит, — сказала Глория. — Сейчас я позвоню Ежику. С Ежиком мы справимся. Если поймаете его вы, позвоните нам — Галка знает номер моего мобильника. Если поймаем его мы, то дадим отбой вам. Правильно?

— В лучших традициях искусства захвата, — кивнул Жорик.

Направляясь к «звездной обители», Глория еще раз оглянулась. «Спасатели» прилежно занимали позиции в зарослях возле хозблока. Луна скрылась за облаком, и территория пансионата погрузилась в мрак. Глория шла наугад, на свет тусклых фонарей, немощно освещающих главную аллею. Несколько раз споткнувшись и выйдя на «финишную прямую», она замедлила шаг, бросила взгляд на будку охранника, в которой никаких признаков чьей-либо бдительной жизни не наблюдалось, и поняла, что ей снова страшно. Все-таки надежная компания за спиной и отсутствие оной — две большие разницы. Ступив на аллею, она вспомнила, что собиралась позвонить Ежику, но так и не позвонила. А открыв «записную книжку» обнаружила, что номера Ежика в ней нет. Ну, конечно. Она его взяла и стерла сегодня. Это после его ужасного объяснения. И почему она подумала, что Сережин номер ей больше никогда не понадобится? Глория растерялась. Что делать, если Моня-Веня выйдет сейчас из темноты? Кричать? Звать на помощь охрану? Бросаться на него? Судя по видеозаписи, он не слишком богатырского сложения. Но и она не из плеяды девушек, увлекающихся бодибилдингом. А вдруг он ее просто убьет? Ведь убил же он следователя Мушкина. А тот наверняка приемами какими-то владел. И вообще был мужчиной крепким. «И кричать я не смогу, — сказала себе Глория. — Вот Пампушка сразу завизжала бы. И Ласточкина. И даже, наверное, Марфа. А я визжать не умею. Вот он появится, а я… Что мне делать?»

Она сделала еще несколько нерешительных шагов и поняла, что накаркала. От будки охранника по направлению к ней шла одинокая мужская фигура. И эта фигура была вовсе не в форме, а в обычном спортивном костюме. «Это не охранник… Охранники у нас гораздо выше и в плечах шире… А из наших в такой поздний час никто не гуляет… — мысли замелькали в ее голове беспорядочным калейдоскопом. — Кричать… Или чем-то тяжелым… Или просто вцепиться ему в лицо…» И тут она почувствовала, что страх внезапно куда-то улетучился. Может быть, потому что отступать было некуда и все равно нужно было хоть что-то делать. А не ждать, пока ее убьет Моня-Веня. Она решительно шагнула навстречу своему ночному кошмару.

— Глория, — услышала она, когда до фигуры оставалось шагов десять. — Ты с ума сошла в такую темень гулять.

Если бы Глория имела привычку ругаться, она бы выругалась. Перед ней стоял Ежик собственной персоной.

— Ты что тут делаешь? — сердито проговорила она. — Это у тебя с головой не в порядке — людей пугаешь!

— Я не хотел тебя пугать, — сказал Ежик. — Я тебя встречать вышел. Потому что мало ли что может случиться с девушкой, предпочитающей ночные прогулки крепкому сну. И что за страсть такая — гулять по ночам? Которую уже ночь гуляешь…

— А ты за мной следишь? — еще больше рассердилась она.

— Охраняю… — смутился он. — Вернее, пытаюсь. Сегодня я не заметил, когда ты скрылась. Всю территорию облазал. Снова на «волю» выползала? Как там Галка поживает?

— Ты и про это знаешь, шпион… — сейчас Глория ненавидела Ежика.

— Я не шпион, — обиженно сказал он. — Я за тебя беспокоюсь… На охрану нашу надежды мало. Слышала бы ты, какой храп из будки доносится. Вот послушай.

Глория, помимо своей воли, прислушалась. Но никакого храпа отсюда слышно не было. Зато явственно были слышны чьи-то осторожные шаги.

— Ну как? — усмехнулся Ежик. — Классно на массу давит, да?

— Тихо ты! — шикнула на него Глория. — Это не храп. Слушай!..

Сережа, послушный ее воле, прислушался, а потом помотал головой.

— Ничего не слышу. Наверное, на другой бок перевернулся.

Глория напрягла слух, но теперь все посторонние звуки исчезли — Ежик был прав.

— Пойдем, — сказала она, поняв, что если сейчас неподалеку крался преступник, то он вряд ли будет продолжать движение, пока они тут торчат.

— А может, охранника разбудим? — беспечно предложил Сергей. — Для прикола.

— По-моему, приколов здесь и без этого хватает, — сказала она.

И в ответ на эти слова из дальнего конца аллеи метнулась длинная тень.

— Ой, лови его! — вскрикнула Глория и рванулась за тенью.

— Кого? — не сразу сообразил Ежик, но бросился за Глорией сразу же.

А через несколько секунд за их спиной раздался грубый бас:

— Эй, кто там бегает? Стоять на месте, стрелять буду!

— Проснулся, служивый, — прокричал на бегу Сергей, обгоняя Глорию. — Стрелять он будет! Им и оружие-то не полагается.

Но Ежик был не прав. После нескольких смачных выражений, несущихся вслед бегущим, раздался оглушительный, звонкий выстрел — словно петарду взорвали. Глория споткнулась и рухнула на гравий, до крови содрав колени. Плакать и прикладывать подорожник было некогда, она тут же вскочила и побежала дальше, туда, где скрылись неизвестный и Ежик. Аллея закончилась, и Глория в нерешительности остановилась и огляделась. И тут совсем близко она услышала крик Сергея:

— Стой, зараза, не уйдешь!

Потом послышалась какая-то возня, глухие удары, приглушенный вскрик Ежика… и все внезапно стихло…

«Рвет и мечет, как прибой…»

Шекспир. «Гамлет», акт 4, сцена 1

Марфа Король металась по главному офису проекта, как разъяренная пантера. С утра начали прибывать члены жюри. Сам Моисей Симеонович Зон пожаловал, хотя его участие в съемках было до последнего момента под большим вопросом. Приехали Джига, Махалов, Мирзоян, с трассы звонил Хоменко — еду, мол, на своем новеньком «феррари», но в пробке застрял между Ольгино и Лисьим Носом. Марфа подозревала, что он сам эту пробку и устроил. Либо въехал в кого-нибудь, либо автографы поклонницам раздает. Съемки должны начаться через два часа, когда приедет из аэропорта победитель последнего «Звездного завода» — Фофан. Съемочная группа в полной боевой готовности мается в большом концертном зале. Костюмеры выгладили последний воротничок, гримеры в возбужденном ожидании раскладывают свои баночки, коробочки и кисточки на гримерных столиках. Техники в седьмой или восьмой раз побежали аппаратуру проверять и настраивать — и так идеально настроенную. Одним словом, все и всё готово. Кроме одного незначительного элемента. А именно — самих артистов. Артисты (вернее, те, кто до недавнего времени собирались ими стать) до сих пор находятся в состоянии, далеком от мобилизационной готовности. Марфа уже охрипла, крича на Лиду Ефремову — женщину средних лет, отвечающую за моральный облик, мобилизационную готовность, работоспособность и душевный покой участников проекта, другими словами, исполняющую роль классной дамы, няни и инспектора по делам несовершеннолетних в одном лице. До сегодняшнего дня Лида уверяла Марфу, что с участниками все в порядке, что все они работают по двадцать четыре часа в сутки, не пьют, не курят и страстно желают стать звездами. Марфа ей верила, потому что у Лиды был большой опыт работы с молодежью, да и в лжи она до сих пор замечена не была. Но оказывается, что няня-инспектор давно выпустила ситуацию из своих рук. После трагических событий все пошли враздрай, гуляют по ночам, гоняются за какими-то духами, выпивают (Марфа самолично обнаружила в одном из номеров пустые бутылки из-под дешевого вина) и к показательному выступлению совершенно не готовы. У кандидата в победители Петрова фингал под глазом, Ласточкина лежит в обмороке (врач констатировал сильное содержание наркотического вещества в крови!), Кошелкина послала аккомпаниатора подальше, отказавшись репетировать, Лобода намеревается уезжать и уже позвонила своему «большому» папе, Петрухина бьется в истерике, остальные обсуждают какую-то чушь, вместо того чтобы думать о предстоящих съемках. И несет от них сивухой. В довершение ко всему на территории съемок появились прокурор города, несколько милицейских чинов среднего звена и куча парней, представившихся оперативными работниками. Она была вынуждена схватить Демьяна Джигу за рукав и со слезами на глазах упрашивать его, чтобы тот сам убедил работников правоохранительной системы немного погодить с расследованием, чтобы не сбивать рабочий ритм съемок. Дема сначала наорал на нее за то, что он обо всем узнает последним, а потом все-таки отправился к прокурору, после чего вышел и вовсе взъяренный, и сейчас, сидя в широком кресле и кипя от бешенства, он смотрел на Марфу взглядом удава перед добычей, матерился через каждую секунду и задавал один и тот же вопрос: «Так мы будем снимать или мы не будем снимать?» После очередного такого «ремейка» Марфа тоже выматерилась, демонстративно села на краешек стола, перекинула ногу на ногу, посмотрела с улыбкой гюрзы на Джигу и проговорила по слогам: