Шеель, улыбаясь, одобрительно кивнул:

– Браво, господин Паненок! Вы хороший товарищ. Йохан, отойди в сторону. Ты что, оглох?

Фитц с трудом сделал один шаг, другой. Все это время он держал палец на спусковом крючке и был готов по приказу командира выпустить в русских всю обойму. Он еще не до конца осознал, поверил в смерть Мартина Вестервалле. Его больше нет, в его смерти виновен один из участников русской экспедиции. Это все, что было нужно знать Йохану, чтобы отомстить за смерть друга.

– Что будем делать, Ларс? – спросил Кепке.

– Пока ничего, – ответил командир, не обращая внимания на сидевших рядом русских и стоящего в двух шагах позади Фитца. – Я думаю, Курочкин скрывается вон в тех скалах. Лавина сошла, и вероятность схода следующей лавины просто очевидна. На какое-то время он отрезал нам путь. Искать его группами в два-три человека бесполезно, он перестреляет их из-за укрытия. Если мы и пойдем вперед, то только под прикрытием его товарищей. Скоков, Паненок, не смотрите мне в рот, отойдите в сторону. Бесплатно я не выступаю.

Шеель наморщил лоб. В голове, как в рупоре, прозвучали его же слова, обращенные к руководителю российской экспедиции: «Ваш друг очень смелый. И его не так уж трудно вычислить. Судя по тому, каким темпом шел ваш человек и какие сложные участки достались ему, он – скалолаз. Я думаю, это титулованный Курочкин. Он спустился за вещами Дитера Лемке. И это его ботинки прошли сегодня по лагерю». Ботинки сорок шестого размера. Не может быть. Ни один скалолаз не носит таких громадных ботинок. Шеель представил себе «нормального» скалолаза ростом метр шестьдесят, глянул на его обувь и чуть не рассмеялся. Уникум походил на клоуна с непомерно большими ногами.

И снова Шеель нахмурил лоб. Глядя сквозь Кепке, он негромко сказал:

– Мне все время кажется, что я проживаю вторую жизнь, в которую вклиниваются фрагменты из первой. И я, черт меня возьми, не рад этому. – Ларс покачал головой: – Я крепко попал под влияние ранее прожитого.

И снова что-то с лицом дежавю прошествовало перед его взором. И если раньше он тщетно пытался ухватиться за призрачные одежды и развернуть к себе лицом посланника из его первой жизни, то сейчас сумел сделать это. В мыслях он остановился в шаге от обвала, случившегося при переходе таджико-афганской границы. И когда нужно было сделать этот шаг, он остановился, поднял руку, приветствуя русского спецназовца…

В тот момент он не разобрался, почему русский не стал стрелять в него. Тогда он показался ему индейцем на страже своих рубежей. Он не хотел проливать кровь в горах и по-мальчишески свято верил в это. Так, а не иначе рассуждал Шеель, не думая о причине и следствии. Наверное, оттого, что сам свято верил в то, что сможет уйти от преследования.

Шеель шагнул в направлении заложников, и если бы Кепке не отскочил в сторону, командир снес бы его.

Прежде чем задать Скокову вопрос, Шеель с минуту сверлил его взглядом:

– Ваш скалолаз служил в Таджикистане? Речь идет о Курочкине.

Скоков напрягся изнутри, но сделал все, чтобы внутреннее напряжение не выперло наружу и не было замечено террористами. Он даже пожал плечами:

– Сергей не служил даже в Российской армии. А Таджикистан – другое государство. Раньше оно входило в состав…

– Я знаю – пятнадцати или шестнадцати союзных республик, – отрезал Шеель. – Тоже мне – откровение. Отвечайте на вопрос прямо, Скоков, и не пудрите мне мозги. Курочкин служил в армии?

– Он окончил институт.

– Вы не ответили на мой вопрос. Ну ладно. По какой специальности?

– Переводчик с английского и немецкого.

– Переводчик с английского и немецкого, – повторил Шеель не только слова, но и постарался скопировать интонацию руководителя российской экспедиции. – Это что-то значит? Слушаю вас.

– Высшее образование освободило его от воинской обязанности, – уверенно врал Скоков.

– Я вам почему-то не верю. Вы из кожи вон лезете, чтобы представить Курочкина студентом-спортсменом. Интересно, поверите ли вы мне. Настал ваш черед слушать меня. Но, в отличие от вас, врать я не намерен. В сентябре 1993 года я перешел афгано-таджикскую границу. На обратном пути мои самонадеянные проводники угодили в ловушку. Если бы не горно-полярная подготовка, не мой опыт боевых действий в горах, пограничники положили бы всю группу. Но я увел ее на плато, откуда, по уверению проводников, выход был только один. И его блокировали с одной стороны пограничники, с другой – мы. Но я нашел второй выход. И пока мы наводили мосты через камнепад, в район прибыла группа горных стрелков, подразделение, в котором проходил службу ваш скалолаз, герр Скоков. Одному участку с тридцатиметровой вертикалью я не уделил должного внимания. Моим просчетом и воспользовались егеря. Курочкин поднялся по скале, снял пулеметчика. Потом… Видно, устраивать обвалы – его коронный номер. Моих людей он похоронил под снегом, а моих проводников – под камнями. Что скажете, Александр Николаевич?

– Не знаю, что и сказать.

– Я знаю. Ваш Курочкин какой-то неугомонный. Кстати, на плече у него есть татуировка – «Одаренный от природы»? Я не прав? Молчите? Ваш офицер связи более разговорчив. Ну так что скажете, Паненок? – Шеель впился в него глазами.

Вадим знал о происхождении татуировки. Над плечом Сергея Курочкина поработал мастер тату. Надпись была сделана на фоне заснеженной вершины Джомолунгмы, затененной с юго-западного склона, что служило символом прохождения по нему в мае 1982 года советской экспедиции в составе одиннадцати человек. Не случайно столько же альпинистов насчитывала экспедиция Скокова.

– Да, у Сергея есть такая татуировка.

– И сделал он ее в армии, – попробовал угадать командир.

– Нет, – покачал головой Паненок. – В 1990 году на соревнованиях по альпинизму под Ордалью – это в Норвегии…

– Я знаю, где это. Дальше.

– Курочкин получил главный приз и произвел фурор, – продолжил Вадим. – Главный судья соревнований, новозеландец, похлопал его по плечу и сказал по-английски: «Natural of gifted». Что буквально означало «Одаренный от природы». Это был первый успех Сергея. В то время ему не исполнилось и девятнадцати.

– Спасибо за сотрудничество, – повторился командир.

Он оставил русских одних и созвал военный совет. Он сидел на рюкзаке, а Скокову казалось – на барабане.

– Господа, теперь мы знаем не только имя нашего врага, но и его военную специальность: егерь. В мире сотни воинских специальностей, нам же достался эксперт по ведению боевых действий в горах. Фатальное невезение.

– Ты сказал, его фамилия Курочкин? – спросил Кепке.

– Чья фамилия?.. А, ну да, конечно. Именно так я и сказал.

«Вот это встреча!» – не без восторга думал Шеель. Сейчас смерть Вестервалле и Майера показалась ему закономерной, спланированной, пусть даже не командиром.