как на улице, где нет тени от деревьев, но кругом беспорядок, именно художественный без каких-либо подтекстов: рулоны бумаги, рамы, холсты, полки с принадлежностями для художников, незаконченные картины явно сохли. Из мебели диван, кресла, пара журнальных столиков. Глеб Егорович стоял у мольберта и наносил кистью короткие мазки, повернув голову в сторону вошедших, снова вернулся к своей работе, поинтересовавшись:

– Что вас занесло сюда?

– Следователь пришел к папе, нам велено спрятаться у тебя, – ответила Камилла, но, казалось, ее больше занимает мастерская и занятие деда. – Дедушка, что это?

– Что-что! – забрюзжал старик, вытирая тряпочкой кисточки. – Не видишь? Я здесь творю.

– Ты пишешь картины?!

– Я рисую картинки, хобби у меня такое. Чего стоишь? – бросил он Платону, который застрял у входа, прислонившись плечом к стене. – Падай, где понравится. Платон оттолкнулся от стены и неторопливо прошел к дивану, осмотрелся по сторонам, как бы оценивая мастерскую, только после осмотра уселся. К нему присоединилась Камилла, спросив деда:

– Значит, по всему дому развешены твои картины?

– Мои. Не нравятся?

– Что ты, очень нравятся. Я не думала, что это ты… рисовал.

Кинув кисти в ящик под мольбертом, он двинул к выходу:

– Пойду на разведку.

– Может, не стоит? – догнал его вопрос внучки.

Глеб Егорович не удосужился ответить, вышел, а Камилла прижалась к Платону, он тоже обнял ее.

– Почему ты такой унылый? – поинтересовалась она.

– Не могу сидеть без дела.

– Но ты же работаешь, ищешь…

– Ерунда вся моя работа, поиски. Эти двое как испарились.

– Значит, их нет в городе и области, они далеко.

– Похоже, и в стране нет. – Платон взглянул на Камиллу и спросил, словно она ответ знает: – Тогда кто застрелил Татьяну и Костю?

Выпрямившись, гладя его по щеке, она убеждала:

– Но ты же не знаешь все связи жены, как и я не знаю, с кем Костя конфликтовал, насолил кому-то, дорогу где-то перешел. С твоей Таней они вместе работали, наверное, у них были общие секреты.

– Она не моя, – буркнул Платон. – Давно не моя. Почему я не ушел раньше? Я же не выносил ее, не зависел от нее и терпел зачем-то. Зачем я терпел?

– Ты меня спрашиваешь?

– Нет. Рассуждаю, понять хочу себя.

Тряхнув головой, словно избавляясь от наваждения, он перевел внимание на Камиллу, провел пальцем по ее губам и прильнул к ним своими. После поцелуя предложил:

– Давай тихонько проберемся и послушаем?

– Подслушаем? – поправила его она.

– Пусть так.

* * *

Глеб Егорович, спускаясь по лестнице, слышал диалог сына и следователя, перед последним пролетом остановился, изучая нежеланного гостя, мало того, пугающего одним своим появлением.

– Вы Зарубин Георгий Глебович? – уточнил Терехов.

– Совершенно верно, это я, – выговорил тот настороженно.

– Разрешите присесть?

– Да! Да, конечно… Извините. – Едва Терехов уселся в кресло напротив, сразу задал интересующий его вопрос: – Чем обязан?

– Вы знали Лукьянову?

– М… Лукьяновых в городе много. Какую конкретно вы имеете ввиду?

– Татьяну Лукьянову. Напомню: год назад вы купили у нее магазин – склад стройматериалов…

– Да, да, да, – вспомнив, закивал Георгий Глебович.

– Значит, вы хорошо ее знали? – воодушевился Терехов, полагая, что мир бизнеса тесен, следовательно, этот человек даст полезные показания.

– Совсем не знал, – огорошил его Георгий Глебович.

– Как так! Вы же купили…

– И что? – усмехнулся тот. – С Лукьяновой я виделся один раз на сделке, даже не помню, как она выглядит, бывает, и на сделках не присутствую. У меня для этого есть штатные единицы, которые думают, как расширить предприятие, что присоединить… то есть приобрести на правах собственности, насколько это нам выгодно, мониторят рынок, где и что продается. Иногда и я продаю. Но чтобы всех знать… это нереально и мне лично неинтересно. А почему вы интересуетесь моей покупкой?

– Не покупкой, а Лукьяновой. Ее застрелили. Недавно.

– Ах, застрелили… – протянул Георгий Глебович.

– Да. А за несколько лет до этого, точнее семь лет назад, был взорван автомобиль ее родителей, оба погибли. Вы слышали что-нибудь об этом?

– Наверняка слышал, – пожал плечами Георгий Глебович, – но семь лет большой срок, за это время было много подобных взрывов.

– Я так понял, вы с родителями Лукьяновой не общались.

– Вы правильно поняли. Дружить с воротилами бизнеса опасно, всегда найдется тот, кто захочет узнать твои слабые места, мое правило – держаться от них подальше.

– А это возможно – держаться подальше?

Не верилось Павлу в автономию Зарубина, нынче все живут кружками, эдакими кланами, потому он и улыбался провокационно, что, естественно, заметил Георгий Глебович и улыбнулся в ответ:

– Но я же не утверждал, что живу в облаках, в моем положении это исключено, мигом съедят. Держаться подальше – это минимум общения, дружелюбие, при этом никаких тесных контактов и доверительных отношений.

– Тяжело, наверное, жить в таком режиме.

– Напротив, легко. Поверьте.

Честно говоря, у Павла больше не было вопросов, а уходить не хотелось. Уютный домик, хозяин симпатичный, который ждет, когда же уберется следователь (по лицу и глазам заметно), вот поэтому и не хотелось покидать сей приют богачей. Чаю попросить, что ли? Но пришлось от чая отказаться, позвонил Вениамин:

– Павел Игоревич, я у вашего кабинета, вас искал адвокат.

– Какой адвокат? Чей?

– Лукьяновой.

– И что он хотел?

– Рассказать о ее завещании, оно у нее особенное, с выкрутасами, утверждал, вам будет интересно.

– Где он сейчас? – спросил Павел, поднимаясь с места.

Это профессиональная привычка, доведенная до автоматизма, – отойти, разговаривая по телефону, чтобы никто случайно не услышал, о чем идет речь. И это несмотря на то, что отходить, в сущности, некуда, но привычка…

– Уехал, – тем временем говорил Вениамин. – Но оставил адрес адвокатской фирмы и свои телефоны, он будет у себя ждать вас до семи вечера.

– Хорошо, еду. – Павел повернулся к хозяину и стал прощаться. – Прошу прощения за беспокойство, приятно было познакомиться.

– Мне тоже, – встал Георгий Глебович и пошел проводить гостя.

Вернувшись, остановился прямо в дверном проеме, так как Камилла, Платон и родной отец сидели на диване и в кресле, повернув к нему головы. Тут и козе понятно: они все слышали, ибо в глаза у всех троих стоял немой вопрос. Что-то подсказывало ему – еще и четвертая пара ушей притаилась где-то между кухней и гостиной. Георгий Глебович, доставая телефон, прошел к свободному креслу, как только пошел звонок, он подключил громкую связь и демонстративно положил трубку на середину стола, чтобы слышали все.

– Я слушаю, – сказал Будаев.

– Спартак, скажи честно, ты говорил со следователем Тереховым о моей проблеме?

– Конечно, нет. А что случилось, почему такой вопрос?

– Терехов только что был у меня дома, расспрашивал о Лукьяновой.