– И Джеймс участвует, – говорит Бриония.

– Заметано! – резюмирует Олли.

Из-за танцевальных тренировок у Скай напрочь убиты колени, поэтому иногда она час за часом проводит на розовых пенопластовых валиках в зале “Б”, единственном помещении в “Доме Намасте”, внутрь которого невозможно заглянуть сквозь огромные окна: в них вставлены матовые стекла. Скай лежит на животе, подсунув под бедра валик, и прокатывается по нему туда-сюда, и плачет от боли, размазывая слезы по щекам. Покончив с квадрицепсами, она поворачивается на бок и принимается за подвздошно-большеберцовый тракт, подложив валик под внешнюю сторону бедра. Все это время она стонет и хрипит, а Флёр сидит, прислонившись спиной к зеркальной стене, и пишет. Пока не в той самой книге, нет. Потому что, возможно, все совсем не так. Черт его знает, что на самом деле имела в виду Олеандра. Ну ничего, в любом случае, скоро можно будет спросить об этом Ину. Билеты на самолет уже забронированы. Они со Скай отправляются в путешествие! На Внешние Гебриды! Помимо всего прочего, Скай необходимо убраться отсюда и спрятаться в каком-нибудь более укромном месте, чем зал “Б”. Газетчики не желают уходить. И Пийали что-то стал частенько наведываться в коттедж, поскольку Кам “уехала”, да и Кетки все время ходит по “Дому” и ворчит – в общем, немудрено, что обе они решили прятаться в зале “Б”, однако понятно, что вечно здесь не просидишь. Одна из знаменитостей приехала в “Дом Намасте” на молчаливый ретрит, а еще две выбрали программу “Проснись и сияй!”. И люди в “Доме” то и дело забывают, кто из них кто. Иш постоянно пытается заговорить с той знаменитостью, которая должна молчать (это известный игрок в крикет), о скандальных сговорах с букмекерами и крученой подаче мяча. За такими вещами всегда следила Олеандра.

Но сейчас Флёр интересует только то, чему Олеандра учила.

– Откуда ты узнала про Олеандру? – спрашивает она Скай.

Конечно, сначала Скай была клиенткой Олеандры. А потом, когда ей понадобилось встретиться с кем-нибудь из “Дома Намасте” в Лондоне, к Скай ездила Флёр. И тогда уж начался обмен платьями и помадой, сооружение причесок друг другу, а с некоторых пор – еще и искренние признания Флёр в ответ на признания Скай, и все это было бы, конечно, жутко непрофессионально со стороны Флёр, если бы у нее был сертификат, но никакого сертификата у нее не было, так что…

– От одной из своих тетушек. Она прочитала об Олеандре в “Мейл он Сандей”.

– А, та история.

– Ага, с Мадонной, что ли.

– Мадонна сюда даже никогда не приезжала.

– Я знаю. Но реклама получилась отличная.

– Так, хорошо, и все-таки: какой совет Олеандры ты считаешь самым полезным?

Долгая пауза. Вперед-назад на левом подвздошно-большеберцовом тракте. Тихий стон.

– Она говорила, что любовь приходит к тому, кто ее отдает. Нет.

Скай взмахом головы перебрасывает волосы на другую сторону, и – ай! – они попадают под валик. Флёр успевает подумать о том, что это может привести к серьезной травме, но Скай вовремя высвобождает волосы, собирает их в хвост и затягивает коричневой резинкой, после чего садится и поворачивает валик так, чтобы можно было улечься на него в длину. Делает глубокий вдох и начинает плавно прогибать спину.

– Нет, не это. Она ведь всегда говорила, что любовь придет – как бы ты себя ни вел, даже если ты, я не знаю, совершил предумышленное убийство или сбил на дороге человека. Но если ты отдаешь любовь, то ступаешь на короткий путь.

– Да. Но сам ты все равно этого не заметишь.

– Да. Точно. Потому что все должно быть искренне и по-настоящему.

– Если хочешь, чтобы тебя любили, нужно по-настоящему испытывать любовь к этому человеку.

– И вот тут-то ты понимаешь, как же это трудно – любить по-настоящему.

– И как нереально трудно любить себя самого.

– Что, впрочем, одно и то же.

Они едут в Дил, хотя бабуле там не нравится – очень много гомосексуалов. Дует легкий западный ветер, поэтому прогуливаться по пристани даже жарковато. Сегодня понедельник, но на него выпал банковский выходной, и все потянулись к морю, чтобы пожаловаться друг другу на плохую погоду, но погода выдалась замечательная, поэтому людям не о чем поговорить. Разве что…

– Камнешарки! – замечает Джеймс. – Они до сих пор здесь.

Все эти перелеты с места на место. Как это, должно быть, утомительно. Почему бы просто не облюбовать такое место, где подходящая погода держится круглый год, – какой-нибудь Бенидорм или Оукленд – и не остаться там? Но всем нравятся камнешарки, хотя они и славятся тем, что едят все подряд, включая использованные презервативы. У них очень подходящая внешность для водных птиц: черные, коричневые и белые перья здорово сочетаются с галькой и ветреной погодой. А еще у них замечательные оранжевые клювы, которыми они, согласно названию, должны шарить в камнях, но на деле шарят все больше в пакетиках из-под чипсов и в грязных лужах, из которых пьют воду. Зато они забавно носятся по пристани, норовя стащить у рыбаков приманку или даже улов. В Дил они вроде бы должны прилетать только на зиму, но немудрено, что они отсюда не улетают, ведь здесь есть чем поживиться, да вдобавок тут у нас те еще холода, вряд ли намного теплее, чем там, куда им пора возвращаться.

– По-моему, в “Весеннем дозоре” говорили, что некоторые из них начали…

– Смотрите, – говорит Эш. – У этой всего одна нога.

– Что начали, бабуль? – спрашивает Бриония, которой мучительно хочется выпить.

– Оставаться тут на лето. Господи, в самом деле, одна нога, бедняжка.

– Давайте будем звать его Одноногий Скакун, – предлагает Джеймс.

– Дурак, у него есть нога, – поправляет его Холли. – Только стопы нет.

Они доходят до конца пристани, и там Бриония получает сообщение: “Добро пожаловать в Бельгию”. Такое здесь бывает по всему побережью. Чаще, правда, шлют привет из Франции – ту хотя бы видно с конца пирса. Обычно это веселая тема для обсуждения, но сейчас Брионию мутит от похмелья, и к тому же бабуля все равно ничего не поймет. Они возвращаются обратно. И вот опять их Одноногий Скакун.

– Он ходит за нами, – радуется Эш. – Наверное, мы ему понравились.

Потом Скакун снова охотится у лагеря рыбаков. А вот он уже на скамейке. Похоже, он вездесущ, скачет себе, невзирая на то, что вместо лапки у него куцый обрубок. Похоже, увечье ничуть не мешает ему, бедняжке.

И тут Бриония понимает. На пристани – четыре или пять камнешарок, и у каждой – только одна нога. Вот их уже шесть, а теперь – семь… В разболевшейся голове Брионии раздаются мрачные фортепьянные аккорды. У всех птиц не хватает одной ноги. И это означает…? Они все поражены какой-то болезнью, которая распространится и всех их уничтожит? А может, они лишаются лапок, запутавшись в рыболовных лесках? Или тут завелся какой-то психопат, который… И вообще: что, если они не улетают просто потому, что не могут, потому что, как и многие организмы в этой печальной крушащейся Вселенной, застряли на месте, лишенные возможностей и надежд? Но тут Бриония поднимает взгляд и видит, что никто, кроме нее, ничего не заметил, и бабуля предлагает детям купить мороженое, а Холли спрашивает, нельзя ли ей получить вместо мороженого новую банку теннисных мячиков.