навредить своим даром, в равной степени способным как исцелять, так и убивать… Но ходить, уткнув взгляд в землю, не рискуя его поднять и оглядеться по сторонам, — это было уже выше его сил.

«Надо что-то делать. Но что?»

Вернувшись в свои покои ради полдника, царевич нехотя похлебал щи, совсем не чувствуя их вкуса, поел немного отварного мяса, чуть отпил из своего «детского» кубка и разом забыл обо всем, мысленно перебирая все возможные варианты. Если бы его пускали «погулять» в окрестностях города, он бы уже наверняка отыскал хоть один выход геомагнитной энергии, называемый несведущими людьми «чертовой плешью», «мертвой поляной» и прочими страшными прозвищами, — причем этому совсем не мешало и то, что зачастую на этих местах трава росла заметно лучше и зеленее, чем вокруг. Раз непонятно, значит, опасно!..

«Наверняка ведь люди знают несколько таких мест рядом с Москвой, но как сделать так, чтобы о моем интересе к местам силы не говорил весь город?»

Второй возможностью был Успенский или любой другой собор. Но кто бы дал ему прийти туда и спокойно присесть где-нибудь в укромном уголке? Не считая того, что будут постоянно отвлекать, так потом еще и вопросами замучают, — и в любом случае не дадут ему сделать того, ради чего все и затевалось. Третий вариант… Он его уже пробовал, но почему бы и не повторить попытку?

«Значит, дождемся ночи и опять проведем полную инвентаризацию собственного Узора. Наверняка ведь проблема где-то в нем».

— Мить?..

Почти восьмилетний Иван (всего каких-то пять дней осталось до его именин), только-только закончивший вкушать свой полдник, зашел к старшему брату в компании двух ракеток и мешочка с десятком разноцветных перьевых воланчиков. И даже просто стоя на месте едва не прыгал от снедающего его нетерпения — свободного времени всего час, а учиться так скучно!

— Иду уже, иду.

Направившись в один из внутренних двориков Теремного дворца (не мартовскую же грязь им месить!), два царевича по пути совершенно неожиданно встретили на «прогулочной» галерее второго поверха своего младшего брата — с тех пор, как Дмитрий со всей возможной опаской и предосторожностями начал его лечить, прошло всего ничего, а результат уже радовал. Федор ожил, меньше спал, больше гулял и возился с игрушками, даже есть стал, что называется, в охотку — свежий воздух и подвижные игры вообще очень полезны для пробуждения аппетита.

— Ну Митька! Не успеем же!..

Старший, не обращая внимания на недовольство в голосе среднего брата, спокойно обнял, а потом и поднял на руки подбежавшего к нему пятилетнего мальчика.

— Для семьи всегда есть время.

Строгим взглядом «отполировав» легкое внушение, наследник мельком оглядел двух нянек младшего из царевичей и прислушался к его лепету:

— Нет, сегодня не могу, я уже обещал Дуне сказки почитать. А вот завтра, если захочешь, приду к тебе.

— Хасю седня!

Их довольно забавный разговор прервали громкие возгласы на черкесском языке. Подойдя вплотную к широким и массивным перильцам обзорной галереи, Дмитрий глянул вниз — и тут же недовольно поморщился:

«Никак новое пополнение мачехиной родни? Хм… этого вроде знаю, Александром Сибековичем обзывается. Рядом с ним трое явно новеньких, значит, полку князей Черкасских в очередной раз прибыло. А лучше бы убыло и в идеале — до нуля».

Меж тем гости заметили хозяев: окинув троицу мальчиков любопытными взорами, один из новоприбывших обратился с тихим вопросом к брату царицы, окольничему Михаилу Темрюковичу. Тот еще тише что-то ответил, и сразу же последовал новый вопрос. Забыв об осторожности, наследник пристальнее всмотрелся — и в наказание по чувствам тут же болезненно стегануло резким привкусом чужих эмоций. Удивление, презрительное недоумение, пожелание чьей-то скорой смерти, веселье, пренебрежение, скрытая похоть… Долгое, удивительно долгое мгновение до Дмитрия доходил смысл этих эмоций.

«Пренебрежение и надежда-пожелание скорой смерти. Мне и моим братьям? Желание меня как… Как юной девушки?!»

Дернувшись и отведя в сторону разом потемневшие глаза, он попытался успокоиться, привычно утихомиривая средоточие. Попытался раз, затем другой, третий — и с нарастающей паникой осознал, что оно его совсем не слушается. Вместо привычной мерной пульсации в источнике нарастал хаотический ритм, собственная сила скручивалась и рвалась изнутри обжигающе-холодными волнами, а еще в глубине души медленно просыпалось, предвкушая обильные смерти, что-то по-настоящему страшное…

— Димитрий Иванович?

Для братьев, двух нянек и шестерых постельничих сторожей все выглядело так, будто еще недавно улыбающийся Федору наследник странно всхлипнул, закрывая глаза и разжимая удерживающие брата руки, и разом мертвенно побледнел. Еще раз всхлипнул-простонал и тихо-тихо позвал:

— Ваня!

Придушенно охнула одна из нянек, увидев, как из глаз царевича пролегли тонкие дорожки кровавых слез, всполошилась стража, разом обнажив боевые ножи и подскочив вплотную к подопечному. Меж тем явственно дрожащая рука уцепилась за растерявшегося брата, а ее владелец слегка покачнулся и через хлынувшую изо рта кровь, страшно хрипя, вытолкнул:

— Успенский собор… Следи, чтобы никто меня не коснулся. Веди!!!

Заревевший в полный голос от испуга за братика, Иван немедленно вцепился в его руку на своем плече и поволок за собой, кое-как удерживая от падения на ступеньках. Чем дольше они шли, тем больший поднимался переполох — вначале среди дворцовой охраны, затем теремной дворни, а затем и всех тех, кто замечал столь странную и тревожную процессию.

— Прочь!..

Ссши-дум!

— Все прочь!!!

Увидев, как вслед за детским криком посунувшегося к царственному отроку юродивого снесли с ног ударом сабли в ножнах, остальные нищие вместе с зеваками торопливо отхлынули от входа.

— Митя? Мить, все, мы пришли!..

Оставив отчетливый мазок окровавленной руки на храмовых дверях, пошатывающийся и дрожащий отрок переступил порог собора. На мгновение Дмитрий приоткрыл налитые страшной чернотой глаза, глядя исключительно себе под ноги. Замер, слыша нарастающий шум все увеличивающейся толпы, затем подтянул брата поближе. Что-то шепнул, кивнул на постельничих сторожей и с силой оттолкнул прочь, себе за спину. Медленно доковылял до ближайшей колонны, привалился, буквально стек по ней вниз и замер без движения — а его охрана тут же образовала полукруг, тщательно выдерживая расстояние в десять шагов. Священника, пожелавшего подойти к наследнику, весьма грубо оттолкнули, когда же в храм ворвался сам великий государь, пугающий всех поистине безумным взором, бестрепетно заступили дорогу и ему (впрочем, предусмотрительно выставив впереди всех царевича Ивана).

— Батюшка, он сказал не подходить к нему ближе чем на десять шагов, иначе смерть.

На входе опять загомонили, расчищая во все увеличивающейся толпе дорогу запыхавшемуся от быстрого бега владычному митрополиту Макарию, а Иоанн Васильевич с мукой поглядел на своего первенца, плачущего кровавыми слезами, и с бессильным бешенством обратил взор на иконы святых.

— Не реви, Ванька. Что-нибудь еще сказал?

Шмыгнув носом