Королевская экспедиция ничего не принесла. Король, который ныне не «продавал» епископства, но опустошал епископские резиденции после смерти каждого очередного их владельца, ничего в доме графа Карла не нашел. Чтобы возместить свои расходы, король потребовал выплаты «подъемных», «рельефа» (сбора, который взыскивался при передаче фьефа вассалу из нового поколения). Этот факт убеждает, что данное «королевство» рассматривалось тогда в качестве фьефа. Всякий новый вассал должен был, согласно обычаю, сделать подношение сеньору. В Нормандии обычай устанавливал и размер подношения: 15 фунтов за кольчужный фьеф. Король получил больше. Слишком много. Эта чрезмерность поставила под вопрос успех его экспедиции по восстановлению справедливости.

Новый граф был отважным, достойным человеком. Потому его и выбрали. Он хотел наилучшим образом выполнять свои функции. Но для выкупа фьефа графу нужны были деньги. Он потребовал взыскивать сбор за перевозимые товары, который ранее обещал отменить. Рыцари замков получали часть доходов от этого сбора в качестве денежного фьефа, они осуждали Вильгельма, утверждая, что он не имел права упразднить налог. Граф не мог ущемлять рыцарство. Разве не являлся он «князем воинства»? Опираясь на это воинство, сделав ставку на разногласия между классами, Вильгельм обложил поборами города. В Лилле, в Сент-Омере горожане этому воспротивились. 16 февраля Гент поднялся против своего «несправедливого» эшевена, который также слишком увлекся поборами. Дело здесь оказалось более серьезным, ибо среди местного рыцарства образовалась партия, выступавшая против графской власти.

Когда граф появился, перед ним предстали два воина, в том числе «пэр». Он заявил Вильгельму: «Ты нарушил клятвы, которые мы давали от твоего имени, подтверждая сохранение привилегий, полученных от предыдущих графов людьми земли. Однако ты есть наш сеньор и сеньор всей земли Фландрии. Поэтому мы должны прийти к согласию без насилия, собрав в Ипре знатных людей, равных мне, с двух сторон, вместе с мудрыми мужами из духовенства и народа, без оружия». Такое собрание представляло собой собрание трех сословий. В столь раннюю эпоху, в самой сердцевине «феодальных» структур мы обнаруживаем зачатки Генеральных штатов. В действительности эти структуры были весьма сложными, поскольку в них остатки каролингских учреждений (институт эшевенов) смешивались с описываемым новшеством — приглашением к «совету» представителей «народа», то есть городов. Графа на этом собрании будут судить равные ему (пэры). «Если, по мнению курии, ты можешь держать графство по чести», я с этим соглашусь; если же окажется, что ты человек недостойный, который «не блюдет ни веру, ни закон, коварный, вероломный, то дай нам самим выбрать человека способного среди тех, кто имеет право (по крови)». Прийдя в ярость, Вильгельм разражается следующей тирадой: «Я отвергаю оммаж, который ты мне принес. Я вновь становлюсь равным тебе (этот вызов уничтожает неравенство, которое устанавливал оммаж), и я вызываю тебя на судебный поединок, ибо право на моей стороне, все, что я сделал в графстве, я сделал по праву и по разумению» (rationaliter — это уже обращение к разуму).

Собеседник уклоняется. Назначают день собрания в Ипре. Граф прибывает туда вместе со своими рыцарями. Но они вооружены, их отряд усилен наемниками. Жители Гента приходят на место встречи и заявляют, не приближаясь к графу: «Ты явился при оружии, а мы сейчас соблюдаем Пост (нарушение установления мира Божия); ты собираешься сражаться с вассалами (нарушение слова, данного вассалам)». Посланцы торжественно отрекаются от клятвы верности и от оммажа, разламывая в знак этого соломинки. Города, один за другим, присоединились к мятежникам, ибо буржуа потеряли все. И они об этом говорят: «Все добытое нами добро граф у нас отнял или это добро мы употребили на пропитание, ибо мы в заключении, мы не можем более ездить на ярмарки». Жители Брюгге еще колебались. Но 30 марта, когда прибыл Тьерри Эльзасский, они начали действовать. Собравшись вместе с этим государем на лугу, народ избрал его «графом всей Фландрии». На следующий день сюда вынесли раку с мощами Св. Донациана. Тьерри поклялся на них блюсти городские вольности.

И вот снова король Франции в Аррасе, он приглашает восемь мудрых мужей со всех городов для примирения Вильгельма и восставших против него. Последние ответили: «Ничто в деле избрания и поставления графа Фландрии не касается короля Франции, независимо от того, оставил или не оставил наследника скончавшийся граф. У пэров страны и у горожан есть власть называть самого близкого по родству человека и есть привилегия возводить его в графское достоинство». До сей поры графов Фландрии и короля соединяло кровное родство. Поэтому год назад рыцари, знатные люди и горожане согласились с вмешательством Людовика VI, «но одно дело — то, что проистекает из родства, а другое дело — то, что почитается справедливым по традиции и по закону». «За право держать землю, которую первый граф получил от короля в качестве фьефа», король получит от нового графа только доспехи.

Таким образом, полностью признается, что Фландрия является фьефом и что за право на него надо платить. Но эта плата — «рельеф» — должна быть символической.

Тем не менее в Аррасе собирались аббаты, епископы, архиепископы. Вильгельм Клитон делал то, что должен был делать. Он возвратил епископу Нуайона 12 церквей, которые держал в качестве фьефа, выступил в роли «защитника и поверенного церквей Фландрии». И Церковь его поддержала. Епископ Нуайона объявил интердикт, архиепископ Реймсский и его другие викарные епископы провозгласили анафему. Тьерри Альзасского сразу же поразила болезнь, доказательство того, что дело его было неправедным. Несколько фламандских священников попытались оказать сопротивление, объявляли отлучения. В записи от 12 июня Галберт изумляется: «Может ли священник так околдовать Господа, что граф оказывается в изгнании?» Но Господь не поддался обольщению, о чем объявил во всеуслышание. В самом деле, он даровал Вильгельму победу в одном из сражений. Кающееся воинство (рыцари обрезали себе волосы, сняли парадные одеяния; граф должным образом исповедовался в своих грехах) обратило в бегство противника — неправедную рать. Фламандцы понесли наказание, которое они полностью заслужили. Разве не дерзнули они распорядиться графской дблжностью? Но затем случилось неожиданное несчастье. 27 июля 1128 г. Господь явил свою мощь, положив конец беспорядку. Он допустил, чтобы Клитон был убит вблизи Алоста (Алста). Сразу же все остановилось, закончился и дневник, который вел Галберт.

Взгляд Галберта на события оказывается вполне современным, а рассуждения о политике — весьма содержательными, его дневник позволяет поэтому внезапно обнаружить в одной определенной точке то, что я пытаюсь распознать, — как постепенно примитивное мышление уступало место мышлению рациональному, семейные связи — связям публичным, феодальная раздробленность — монархической концентрации. Именно поэтому я столь подробно передавал рассказ Галберта. Но этот рассказ завершается вопросом: почему произошло столь явное изменение Божественной воли? По своему милосердию Господь избавил Фландрию от порочного князя. Посредством какой-то симонии Вильгельм приобрел княжество и оказался тираном. В течение некоторого времени этот злой человек был орудием в руках Господа, каравшего Фландрию за грех, которым она себя запятнала полвека назад, — за кровавую узурпацию Роберта Фриза.