– Но ведь тебе все равно понравилось? – говорит Вилланель. – Играть в секретного агента в секретном офисе на Гудж-стрит с секретными шифрами, которые вовсе не были секретом.

– Ричард льстил мне, и это сработало. Мне хотелось быть игроком, а не канцелярской крысой в конторе.

– Ты и есть игрок, милочка. Всякий раз, стоило мне заскучать, я залогинивалась и читала твою электронную переписку. Мне ужасно нравится, что ты столько думала обо мне.

Кинув взгляд на недопитое вино, Ева вдруг чувствует безграничную усталость.

– И что теперь? Знаю, звучит идиотски, но почему ты меня не пристрелила или что там еще, как велел Антон?

– Тому есть две причины. В какой-то момент я поняла, что, если мне когда-нибудь прикажут тебя убить, учитывая то, какую пользу ты нам приносишь, значит, ты нарыла обо мне слишком много. И значит, следующий труп – я.

– Из-за того, что ты скомпрометирована?

– Да. «Двенадцать» никогда не станут рисковать. Я поняла это на примере с Константином, о котором ты, очевидно, знаешь. Он был моим куратором до Антона. Решив, что он раскололся на допросе ФСБ, что, конечно, полная херня, они… с ним покончили.

– В Фонтанке?

– Да, в Фонтанке. – Ее взгляд становится задумчивым. – А теперь в Москве арестовали одного из моих людей.

– Ларису Фарманьянц? Твою любовницу?

– Лару, да, хотя я не назвала бы нас любовницами в смысле прогулок за ручки или поцелуев. Нас объединяли только секс и убийства.

– Лара сейчас у ФСБ, в Бутырке.

– Putain[50]. Это плохо. Они наверняка ее допросят, так что, с точки зрения Антона, я скомпрометирована вдвойне.

– И что это значит?

– Это значит, что он избавится от меня как можно скорее. Насколько я представляю, он дождется, пока я покончу с тобой, а потом моя очередь.

– Ты уверена?

– Да. И скажу тебе почему. Что Лару взяли, я знаю из экстренного сообщения, которое она успела мне отправить. А когда я сегодня встречалась с Антоном и он говорил о Ларе, то ни словом не упомянул о ее аресте. Он знал: я сразу пойму, что это значит.

– Ты упомянула о двух причинах. Какая вторая?

Вилланель смотрит на нее.

– Серьезно? Ты еще не просекла?

Ева качает головой.

– Вторая причина, Ева, – это ты.

Ева с изумлением смотрит на Вилланель. Ситуация – вся эта запутанность, безумность и полнейшая чудовищность – вдруг ложится на нее всем своим весом.

– И что теперь будет? В смысле, что…

– Что нам делать? Как выпутаться из этого живыми?

– Да.

Вилланель принимается шагать по комнате, ее движения по-кошачьи грациозны. Она то и дело бросает взгляд на какую-нибудь книгу или фотографию. Увидев свое отражение в зеркале над камином, она застывает на месте.

– Тебе нужно врубиться в две вещи. Во-первых, единственный способ выжить – это работать вместе. Ты должна отдать свою жизнь в мои руки и в точности – в точности – выполнять все, что я скажу. Если этого не будет, «Двенадцать» тебя прикончат и меня заодно. Тебе негде укрыться и не у кого просить защиты, кроме меня. Придется поверить на слово, что все обстоит именно так.

– А во-вторых?

– Ты должна смириться с тем фактом, что твоей теперешней жизни больше нет. Ни мужа, ни квартиры, ни работы. По большому счету больше никакой Евы Поластри.

– И…

– Она умерла. И ты обо всем этом забудешь. Я заберу тебя в свой мир.

Ева, не мигая, смотрит на Вилланель. Она чувствует себя словно в свободном падении, в невесомости.

Вилланель задирает рукава свитера. Руки – сильные и умелые, ногти коротко острижены. Сосредоточенный, деловитый взгляд направлен на Еву.

– Первым делом нам надо убедить Антона, что я тебя убила. Как только он решит, что ты мертва, у нас будет лишь короткая передышка, прежде чем придут за мной. Его, или кого он там пришлет, нужно будет направить не в ту сторону. И мы успеем исчезнуть.

Ева закрывает глаза. А открыв их, видит, что Вилланель сидит в той же позе.

– Слушай, – произносит она с отчаянием в голосе. – Давай свяжемся с одним моим знакомым полицейским. Это главный инспектор Гари Херст. Он участвовал в расследовании по Кедрину. Он нормальный мужик, абсолютно надежный. Он обеспечит нам полную защиту, и я уверена, ты сможешь заключить типа сделку – показания против «Двенадцати» в обмен на иммунитет. По мне, такой план лучше.

– Ева, ты по-прежнему не врубаешься. У них люди везде. Нет такого полицейского обезьянника, такой тюремной камеры или безопасной квартиры, куда они не могут проникнуть. Если мы хотим прожить дольше суток, то должны испариться.

– Куда?

– Как я уже сказала, в другой мир. В мой мир.

– И что это значит?

– Он вокруг, но невидим, если ты в нем не живешь. По-русски это называется tenevoy mir.

– Но ведь это же как раз территория «Двенадцати»?

– Уже нет. «Двенадцать» – это теперь истеблишмент. Знаешь, как у них называется убойное подразделение? Отдел клининга.

Ева встает и принимается кругами ходить по комнате, сужая их с каждым шагом. Она по-прежнему пребывает в состоянии свободного падения, словно несется вниз в шахте бесконечного лифта. Дуло «глока» натирает вспотевшие ягодицы. Она вынимает пистолет из-за пояса и безвольно держит его в правой руке. Вилланель не двигается.

– Нико будет думать, что я погибла?

– Все будут так думать.

– И никакой альтернативы?

– Если хочешь остаться в живых, то – нет.

Ева кивает и продолжает расхаживать по комнате. Потом вдруг снова резко садится.

– Дай-ка сюда. – Вилланель мягко отбирает у нее «глок».

Ева прищуривается.

– Откуда это у тебя? – спрашивает она, протягивая руку и прикасаясь к шраму на губе у Вилланель.

– Потом расскажу. Я все тебе расскажу. Но не сейчас.

Ева кивает. Она почти слышит, как мимо ушей мчится время. На свете есть знакомый ей мир – мир работы, экстренных вызовов, электронной почты, автостраховки и скидочных карточек супермаркетов, – и есть tenevoy mir. Есть Нико, самый добрый и приличный человек из всех, кого она встречала, и есть Вилланель, убийца ради удовольствия.

Она смотрит в ожидающие серые глаза.

– Ладно, – говорит она. – Что мы сейчас делаем?

Вилланель раскладывает на обеденном столе медицинские принадлежности из «Уитлока и Джонса» и достает из рюкзака мусорный пакет, банку собачьих консервов, белую фарфоровую чашку, пластиковый жгут, пластилин, склянку с театральным клеем, чернильную ручку, упаковку заколок, компактную пудру, набор теней для век, щетку для волос, презервативы, свой «зиг» с глушителем и Евин «глок».