Значит – не надо попадаться. Сержант постарался собрать все свое самообладание в кулак. Темнота наступала стремительно, приближалось время действовать.

Город затихал, только со стороны порта слышался грохот каких-то гулких железяк и едва различимые голоса. Сержант осмотрелся, внимательно прислушался, а затем перекинул огнемет за спину и быстро взобрался на какую-то ржавую конструкцию, возвышавшуюся метров на восемь-десять. Отсюда открывался вид на двор.

Дом был непростой – с двух сторон к нему были пристроены вместительные сараи с широкими воротами. В противоположном конце двора стоял навес, под которым топтались и вздыхали уставшие чапы.

Свободное пространство двора было занято поломанными повозками, бочками, ящиками, среди которых было очень удобно прятаться.

В доме горел свет. Лисин решил не торопиться. Лучше лишний час понаблюдать. Сержант подумал было, что надо дождаться, пока дом уснет, но потом отверг такую мысль. В спящем доме лучше слышны звуки, а из темных окон легче увидеть нежданного гостя. Действовать следовало, что называется, под шумок…

Потекли тягостные минуты ожидания, страха и неуверенности. Сержант знал, что ввязался в тяжелую игру, и это тяготило его. Самое худшее, что при неудаче рассчитывать не на кого. «Мы здесь чужаки и никому не нужны», – говорила Марго.

И в самом деле, Лисин на этой «работе» ощущал себя всего лишь расходным материалом – пешкой, которую не жалко потерять.

Сидеть в засаде вскоре стало невмоготу. Лисину нестерпимо хотелось приблизить момент, когда он сделает дело и с легким сердцем скроется в ночи. И эта тяга была даже посильнее его страхов.

Он неслышно спрыгнул на землю и поспешил к забору.

Проникнуть во двор он решил с той стороны, где находился загончик для чапов. Там было достаточно темно, а кроме того, их топтание и вздохи заглушали посторонние звуки.

Перескочить забор одним махом не удалось: на сержанте болтался тяжелый огнемет, а еще клинок – хоть и короткий, но сковывающий движения.

«Огнемет – штука устрашающая, но ненадежная, – говорил ему энеец-оружейник. – Другое дело – клинок, стремительный и тихий. В умелых руках пострашней трех огнеметов…»

Лисин его мнение выслушал, но разделить не торопился. Проблема в том, что его руки были как раз неумелыми. И вещь стреляющая была ему куда привычней, чем режуще-колющая.

…Чапы встретили его появление сдержанным ворчанием. Лисин вспомнил, что ему говорили, и первым делом принял некоторые меры безопасности. А именно – подобрал клок соломы, испачканной навозом, и натер плащ. Теперь вурды, несмотря на их звериное обоняние, не смогут вынюхать появление постороннего.

Прячась в завалах бочек и ящиков, Лисин начал приближаться к дому, на каждом шагу прислушиваясь и оглядываясь. Ему казалось, что слух обострился, что он слышит куриные голоса вурдов и звон посуды в доме.

На самом деле во всей округе было очень тихо.

Внезапно в доме стукнула дверь. Сержант молниеносно нырнул за ближайший ящик и застыл. Скрипнула вторая дверь, на крыльцо кто-то вышел. У Лисина возникла маниакальная мысль, что он плохо спрятался. Что его тело стало огромным и выпирает из укрытия. Он стремился вжаться в землю, стать плоским и неподвижным. Вместо этого организм отвечал ему предательской крупной дрожью.

Вскоре дверь закрылась, и наступила тишина, но сержант еще долго лежал, прислушиваясь и пытаясь успокоить нервы.

Добравшись до стены сарая, примыкающего к дому, он нащупал небольшую сумку на поясе. В мягкой, похожей на грелку фляге он принес особый состав, который дал ему энеец-оружейник. Эта штука должна была здорово упростить выполнение задачи, если только все правильно сделать.

Оружейник предупредил, что Лисину предстоит использовать Темное Знание, поэтому осторожность должна быть чрезвычайной. Ни одна капля состава не должна попасть на кожу или одежду.

В темноте соблюдать осторожность было вдвойне трудно. То и дело озираясь, сержант начал брызгать из фляги на стену сарая – по чуть-чуть, буквально по капле. Этого должно было хватить.

Он обработал уже две стены, когда в районе крыльца снова стукнула дверь. Лисин вздрогнул, панически обернулся, ища, где спрятаться.

Ничего не последовало – похоже, звук был случайным.

Зато, вернувшись к своему занятию, сержант увидел на своем плаще бесформенное светящееся пятно…

Он словно остекленел на месте. Ни капли состава на кожу или одежду – этот наказ врезался в память.

Самообладание покинуло Лисина. Он выпустил флягу из рук и принялся судорожно срывать с себя плащ, запутавшись при этом в ремне огнемета.

Когда с плащом было покончено, он вдруг понял, что стоит в луже опасного состава. Уже ничего не соображая, сержат отпрыгнул в сторону – и налетел на груду каких-то корзин, которая тут же обрушилась, увлекая соседнюю стопку ящиков.

После грохота последовало мгновение тишины, а затем в доме раздался тяжелый топот. Лисин бросился было к забору, но в то же мгновение все вокруг озарилось ярко-желтым светом – сам по себе вспыхнул брошенный плащ, а за ним воспламенился и разлитый по земле состав, перегораживая ему путь.

Лисин бросился в противоположную сторону, подхватив с земли оброненный огнемет. Споткнулся, прокатился несколько шагов по земле, а когда вскочил, понял, что стоит точно напротив двери дома.

В следующую секунду дверь открылась.

Лисин мало что разглядел – только очертания громоздкой туши вурда в проеме. Он понял, что через мгновение эта зверюга вырвет ему ноги. Если только не действовать первым…

Он поднял огнемет и сдавил рукоятку, как его учили, до щелчка. Щелчков получилось несколько – от напряжения хрустнули пальцы. Но… ничего не произошло.

Мгновения растягивались в вечность, сержант тискал рукоятку, но оружие молчало.

Фигура в проеме начала движение. В эту же секунду огнемет в руке вдруг дернулся, издал сухой храп, и пространство на шаг впереди заняло облако дыма.

Лисин отшатнулся, успев заметить, что раскаленная струя выжгла вурду половину головы. Тот вскрикнул по-петушиному, отступил в глубь дома, хватаясь за уродливую морду лапами. Затем снова шагнул вперед. Сержант попытался еще раз выстрелить, но огнемет замолчал окончательно.

И тут наконец вспыхнул сарай. Стена пламени молниеносно поднялась на добрый десяток метров, двор осветился до самых дальних уголков. Тоскливо завыли испуганные чапы в загоне.

Лисин швырнул огнемет и помчался к забору, огибая пылающую землю и уже занявшиеся ящики с бочками. Впереди него бежала собственная тень, изломанная и мечущаяся, как тряпка на ветру. За спиной слышался только треск и рев пламени.

Он не помнил, как взлетел на забор, соскочил и помчался в полной темноте по окраине порта, спотыкаясь и падая едва ли не на каждом шагу, раздирая локти и колени до крови. Клинок он попросту выбросил, бежать с ним было невозможно.