и всякая толстуха я в своей жизни танцую только при виде кастрюли пельменей?

— Да! — с вызовом задираю подбородок. — До конца абонемента. И потом продолжила. Год на курсе румбы танцевала. С палкой на плечах и с другими девочками, но танцевала. Ясно тебе?

Вот и кто после этого не дура, а? Расслабилась, выставила все свои нежные места, для чего? Чтобы снова споткнуться об чужие стереотипы? Что ж, пусть так. Плакать и топать ногами, чтобы доказать свою правду я не собираюсь.

— Ясно, ясно, — а меж тем в глазах Тимура не угасает боевой огонек, — в этом случае, мой Кексик, я буквально требую, чтобы ты согласилась продемонстрировать мне свои умения.

— А? — ошалело моргаю. — Здесь? Сейчас?

Сомневаюсь, что на чужом мероприятии такое можно проворачивать.

— Да! Здесь и сейчас! — Бурцев с уверенностью палача кивает. — Грех такой шикарной женщине уметь танцевать и никому этого не показывать!

Вот ведь черт!

А сбежать никуда я еще не успею?

Глава 24. В которой герои покоряют танцпол

Сбежит? Или не сбежит?

Я шагаю к диджею достаточно быстро, чтобы Кексик не успела далеко убежать от моего напора. Можно сказать — я почти бегу, и сам на себя угораю.

Во что превратилась моя жизнь с этой женщиной? Собираюсь ли я это останавливать?

Этого она не дождется!

— Парень, мне срочно нужно что-то, подо что мы сможем танцевать румбу, — говорю и лихорадочно оборачиваюсь. Не сбежала?

Нет.

Только медленно, медленно перебирает пальчиками по спинке какого-то стула.

Какая жалость все-таки, что все мои познания — это пара месяцев практики, когда придурочный Сенька решил, что абонемент на занятий латиноамериканскими танцами — это отличный розыгрыш для лучшего друга на день рождения.

А я возьми и спьяну заключи с ним спор, что если выхожу все занятия — то Сенька налысо побреется к чертовой матери.

Хорошо, что мне потом таки показали видео, где мы на это спорим, а то так бы и ходил Сеньчес со своей косищей…

Впрочем, это присказка, не сказка, сказка будет впереди.

Моя сказка вот прямо сейчас стоит и ждет себе, когда уже я наконец её за попу сграбастаю…

И боже, когда уже наконец эта женщина перестанет быть такой роскошной?

Я бы может даже хотел, чтобы она отказалась от своих слов, созналась во лжи, тогда может и дышать легче стало бы, хотя б чуть-чуть.

Но нет.

Она не отказывается.

И плечики развернуты как у девочки, которая действительно что-то слышала о танцах. И каблучок бьет об пол, абсолютно в такт…

Хочу дойти до неё, и стиснуть уже в руках — но Юлька из чистой своей вредности, когда я оказываюсь близко — манерно чеканя шажочки ускользает в сторону. И попка, шикарная её задница маняще покачивается, удаляясь от меня. Ну уж нет! Нагоню! Схвачу! И оттра… А, стоп, это еще не сейчас…

Я шагаю следом, старательно удерживаясь от того, чтобы не перейти на рысь. В конце концов, как говорил наш учитель — никогда не мешайте женщине крутить перед вами пятой точкой. Сами потом удивитесь, какого уровня на самом деле может достигать ваше либидо. И я сейчас готов на все. Даже познать абсолютный максимум.

В конце концов — есть нечто безумно завораживающее в том, чтобы идти по следам женщины, при виде которой у тебя стабильно начинает капать слюна. А она — она похожа на роскошную черную кобру. Которая ползет, ползет, а потом… Замирает. Чтобы спустя пару мгновений повернуться слегка к тебе…

Хороша!

Абсолютно во всем, от кончиков пальцев выставленной ножки до протянутой в сторону левой руки. Так и чувствуется, насколько великая честь — опустить одну ладонь на её талию, а второй пройтись по вытянутой ручке, до самых кончиков пальцев.

Наконец-то можно притянуть её к себе, так жадно, чтобы было видно, насколько сильно я схожу по этой несносной женщине с ума.

Моя! Только моя! И пусть все, кто смотрит сейчас на нас, люто мне завидуют. Что им еще остается делать?

Пара секунд удовольствия. Пару секунд я чувствую, как сладкая Юлькина ладошка скользит по моему боку в сторону бедра. А потом — она толкается вперед, выныривает из хватки, чтобы всплеснуть в воздухе блестящими волосами, и не успокаивая своих прядущих воздух рук развернуться ко мне.

Какая же в ней кипит страсть!

Это видно в темных блестящих глазах, видно в её танце, когда она замирает, вытягивается будто в истоме. Склоняется, будто язычок огня, под натиском ветра. И я чувствую себя неумелым укротителем этого пламени. Который хочет, хочет удержать свой огонь. Полюбоваться её танцем еще хоть мгновение.

И вот эту красоту какой-то утырок не хотел никому показывать?

Мы не говорим ни слова. Двигаемся по наитию — спасибо, что песня нам попалась не слишком безумная. Я прижимаю Кексик к себе — мой сладкий вожделенный десерт. Вьюсь вслед за ней. Гляжу в глаза, и пытаюсь в них не пропасть. Пью её дыхание, когда кружу её по танцполу. И не удерживаюсь, нападаю на её губы в ту самую минуту, когда музыка затихает.

Что-то происходит там, снаружи, люди смеются и восхищенно нам хлопают. Иначе и быть не могло, ведь Кексик просто восхитительна. Даже дураку было понятно, что моей техники хватало только на то, чтобы её поддерживать. Но все это там, снаружи, а здесь и сейчас — я тону в её нежном зефирном вкусе. Сладкая моя девочка…

— Кхм-кхм, — покашливают возмутительно близко.

И я бы послал все нахрен, никто не может запретить мне целовать вожделенную женщину, но вот Кексик — испуганно вздрагивает и толкает меня ладонями в грудь.

— Добрый вечер, — насмешливо кивает мне высокий мужик, в лице которого чувствуется все та же аристократичность, что и в сегодняшней имениннице, — простите, что прерываю, ребята, но у нас тут дети… И некоторым из них такое смотреть все-таки рановато.

Он кивает в сторону, и я на автомате смотрю туда.

Интересно, кому рановато?

Четырехлетняя малышка с огромным бантом на голове лупает в нашу сторону очень даже заинтересованно. А вот белобрысый пацан подросткового возраста отчаянно изображает на лице отвращение.

— Простите, — лепечет мой Кексик, — мы больше не будем.

— Ничего страшного, — кивает наш обломщик и, встречая мой взгляд, неожиданно подмигивает, — приятного вам вечера.

— Спасибо, — улыбаюсь многозначительно, — приступаю к исполнению.

Мужик только фыркает и покачивает головой.

А я стискиваю Кексика в объятиях и шепчу ей на ухо.

— А теперь поехали ко мне, дорогая, сил моих больше нет