жужжание тату-машинки. Дом подходит ко мне, его рука жирно намазана мазью, а через прозрачную пленку проглядывают темные крылья с капельками крови. Вместе с Шоном и Тайлером он попросил сделать татуировку побольше. На губах у него играет легкая улыбка, и он с нескрываемой гордостью смотрит на руку.

– Шелковые галстуки оставь себе, брат, а меня, черт возьми, устраивает и это. – Дом ухмыляется, окинув взглядом мой новый костюм. – Обидно, что ты не можешь приобщиться…

– Тобиас, дружище, твоя очередь, – говорит Джимми, хозяин салона, и показывает на стол, который только что продезинфицировал. Дом смотрит, как я снимаю пиджак и развязываю галстук.

– Я думал, татуировки не приветствуются в загородном клубе? – спрашивает Дом, когда я вытаскиваю рубашку из-за пояса брюк и начинаю ее расстегивать. Джимми вешает под настольной лампой эскиз, я внимательно его осматриваю, после чего одобрительно киваю и отвечаю Дому.

– Только если они ее увидят. А я терпеть не могу гольф.

Дом пытливо смотрит на ворона с распростертыми крыльями, и радость на его лице исчезает, пока он вглядывается в совершенно иную татуировку. Другие Вороны могли бы расценить разницу как неофициальную иерархию, знак моего положения в Братстве, но Дом чертовски умен и понимает, что самолюбие здесь совершенно ни при чем. Я надеялся, что смогу утаить это от него, пока нам не закончат делать татуировки.

Опасаясь неизбежного, матерюсь под нос, когда Шон и Тайлер чувствуют, что настрой изменился, и перестают болтать, обратив внимание на нас с Домом, которого начинает трясти от злости.

– Не начинай, – прикрикиваю на Дома, когда он принимается расхаживать передо мной взад-вперед.

– Это будет твоя татуха, мужик? – разглядывая эскиз, спрашивает Тайлер. – Охренительная милота.

– Охренительный компромат – вот это что, – говорит Дом, не собираясь сдаваться.

Тайлер и Шон хмуро смотрят на меня, а я обращаюсь к брату:

– Это не обсуждается.

Дом непреклонно качает головой.

– Брат, ни за что, мы же заодно.

Вздохнув, киваю двум парням, которые делают татуировки Шону и Тайлеру, и жужжание стихает, а потом они выходят из комнаты. Когда они, закурив, оказываются по ту сторону двери, Шон передвигает стул и тоже поджигает сигарету, готовый развести нас с Домом по разным углам, если понадобится.

– Ладно, какого хрена происходит?

Дом смотрит на меня темными глазами и кивает в мою сторону.

– Похоже, брат пытается нас облапошить этим широким жестом.

– Это не обман. – Беру протянутую Тайлером бутылку, которую мы откупорили час назад, когда я объявил о наших планах. – Это праздник, братишка, – наклоняю горлышко бутылки в его сторону, – а ты его портишь.

– Хрень собачья, – со злости огрызается он. – Так ты заверяешь, кто будет платить по счетам.

– Дело сделано, – рассекаю я воздух рукой. – И точка.

– Вот уж хрена с два. – Дом качает головой, а Тайлер снова смотрит на эскиз моей татуировки, пытаясь понять ее значение. Это не занимает много времени.

– Нет, мужик, это хрень собачья. Если падет один, то падем мы все.

Шон наклоняется, тоже осознав, что происходит на самом деле, и награждает меня тем же порицающим взглядом.

– Какого хрена, друг?

– Ты специально сделал такой эскиз, – рычит Дом. – Все продумал заранее.

Молча отпиваю из бутылки.

– На чье имя вы сегодня открыли бар? – интересуется он, не собираясь оставлять это дело в покое.

– На мое, – отвечает Шон таким же осуждающим тоном. – Он позвал меня подписать бумаги, а Тайлеру теперь принадлежит земля, где мы собираемся.

– На прошлой неделе получил документы по почте, – добавляет Тайлер.

Дом за секунду складывает дважды два.

– Ты используешь «Исход» как прикрытие, а весь легальный бизнес записываешь на нас на случай, если тебя арестуют.

– И это разумное деловое решение, – возражаю я. – Если со мной что-нибудь случится…

– Еще чего! – Он срывает висящий эскиз моей татуировки. – С тем же успехом можно повесить мишень тебе на спину. Если начнут копать, все улики укажут на тебя.

– Что делает тебя легкой добычей, если мы оплошаем и привлечем внимание, – замечает Тайлер.

– Не говоря уже о том, что ты отсидишь за наши аферы, – подхватывает Шон, и я слышу в его голосе злость. – Вот почему ты не дал нам доступ к «Исходу».

Следом поддакивает Тайлер:

– Ну уж нет, брат. Ни хрена подобного, Тобиас. Мы принимаем решения сообща.

– Кроме этого, потому как он знал, что мы ни за что не согласимся, – вмешивается Шон вне себя от ярости.

– Дело сделано, – огрызаюсь я. – Спорить бессмысленно.

– Нахрен. Ты не станешь жертвовать собой, – спорит Дом убийственным тоном. Он ненавидит находиться в неведении, но больше всего ненавидит то, что не смог понять раньше. – Если мы облажаемся, то отвечать будем вместе, – категорично заявляет он.

– Мы задумывали иначе, и тебе это известно, – напоминаю я. – И ты должен помнить, что мы отвечаем за жизнь остальных. – Я смотрю на брата. – Я помню, что значит голодать, а ты? – Мой довод вынуждает его замолчать, и я продолжаю, намереваясь доказать им свою точку зрения. – Мы должны поступать разумно, скоро ситуация накалится, и нам нужно подготовиться к любого рода трудностям.

– Твою мать! – взрывается Дом, опрокинув поднос с краской, и свирепо на меня смотрит.

Я не могу сдержать улыбки.

– Чтобы быть на шаг впереди меня, брат, тебе предстоит трудиться усерднее. Ты еще не готов. – Смотрю на парней, задержав взгляд на каждом на несколько секунд. – И это всего лишь предположение. Занимайтесь своим делом, не теряйте голову и не лажайте.

От джина становится тепло, из-за легкого опьянения губы растягиваются в улыбке.

– Выпейте и перестаньте дуться так, словно я только что сказал, что Санты не существует.

– А это так? – язвит Шон, но выпад неудачный, и никто не смеется.

Я решаю не нянчиться с ними. Эти дни уже давно в прошлом.

– Я вам доверяю, – решительно говорю я, и все трое понуро смотрят на меня. Я понимаю, что для них это заявление так же важно, как и для меня. – Так что не подведите. – Киваю дожидающимся татуировщикам, они приминают ботинками сигареты и возвращаются в комнату. Усевшись за стол, не удостаиваю взглядом Шона, Дома и Тайлера. Сегодня – праздник, и я не позволю их страху уничтожить мою веру в них. Ощущаю лишь приятное возбуждение, когда пистолет начинает жужжать и чувствую первый укол иглы.

Через несколько минут музыка становится громче, настроение улучшается, парни передают по кругу бутылку, и мы возвращаемся к празднованию.

Собравшись вокруг костра, мы, пьяные в дупель, допиваем остатки, а будущее висит над нами тяжким грузом. Смотрю на них, и в душу закрадывается знакомое подозрение. Оно бьет наотмашь, по спине