– Ну, в этом я не сомневаюсь, – хмыкнул Алан и вдруг понял, что скучает по этому засранцу.

По их разговорам, ироничным и беззлобным подтруниваниям, по умным и печальным глазам.

Стоп! Скучает не Алан, скучает Виктория! Черт, как опять все сложно!

– Я выживу. – Алвис следил, как герцог высыпает в большую глиняную кружку травы, как ставит на треногу маленькую медную чашу. – Выживу, чтобы узнать, что вас связывает с Вадием.

– Моя жизнь, Длань. Всего лишь моя жизнь.

Алвис вновь провалился в забытье.

«Оботри его, балбес», – раздался в голове голос, похожий на женский.

Точно! Видно, от нервов и недосыпания Алан забыл о самом простом способе сбивания температуры. Он сорвал с Длани одеяло и, смочив полотенце в разведенном самогоне, начал обтирать тело.

«А виноградная лоза стала более ветвистой, похоже, мой враг не терял времени даром», – подумала мужская часть сознания.

«И он даже сейчас выглядит чертовски сексуально», – добавила женская.

– Это не смешно, – буркнул Алан, старательно отгоняя от себя мысли о сексуальности Алвиса.

«Черт! Я же уже решил эту проблему!»

В ответ раздался тихий смех. Дерьмо! Похоже, от усталости у него опять сбой, и вновь начало вылезать женское подсознание. Организм дал слабину, и вот она, шизофрения во всей красе. Нужно выспаться!

– Алвис, ты себе не представляешь, как тебе повезло, что я все же не решилась на эксперименты, – очень тихо шепнула Виктория, отжимая полотенце и осторожно проводя им по груди ксена.

Вот зараза, мысли дурные лезут в голову, а уж желания какие…

По телу прокатилась горячая волна, и Алан быстро представил себе Валию, сразу стало легче. Эта женщина определенно возбуждала его меньше, чем беспомощный Алвис. Нет, ну что за русская натура жалеть сирых и убогих!

Стоп! Закипела вода, и Алан залил пахнущие летом травы, размешал, поставил настаиваться, продолжая обтирать горячее тело Длани и думая о куче вещей одновременно. Вот что-то в недавнем разговоре с Дланью его кольнуло, что-то проскользнуло мимо понимания… Что?

И тут до Алана дошло: Вадий сказал, что любит… В каком смысле? Как верного адепта или… И все последние встречи он упорно называл Алана Викторией, хотя раньше все было с точностью наоборот.

Дверь тихонько приоткрылась, и в покои прошмыгнул серьезный Оська, вместе с ним появился запах дыма и свежего хлеба.

– Ступай спать, Алан-балан, я тут присмотрю.

– Помоги мне его посадить. – Алан подхватил Длань подмышки. – Дай ему пить. Только осторожно! Оно может быть горячим!

Плутоватый Оська с самым серьезным видом подул на кружку, а затем поднес ее к губам Длани.

– За маму, за папу, за нашего герцога, за Вадия, за Ирия и за меня!

Длань молча выпил напиток. Это простое действо отняло у него последние силы.

– Идите, сир, идите. Вас новобрачная заждалась, – Оська хитро усмехнулся. – Я смажу ранку Длани и прослежу, чтобы он не сбежал.

– Спасибо.

Алан действительно чувствовал себя разбитым корытом, но все равно он дождался, пока лоб Длани покрылся испариной и температура стала спадать, только после этого ушел.

У двери Валии стоял один из салаг Иверта, он дремал, упершись в стену. Алан на цыпочках пробрался мимо и только хотел толкнуть дверь, как почувствовал острие кинжала у правого бока. Увидев, кто стоит перед ним, часовой громко вздохнул и убрал оружие, вытянулся в струнку и, прижав кулак к груди, торопливо доложил:

– Кирена спит!

– Все в порядке?

– Так точно, ваша светлость!

– Отлично, бди!

В первой комнате догорал камин, было тепло и сумеречно. Алан сел на диван, вытянул ноги, прикрыл глаза. Подремать немного. До рассвета осталось не больше двух часов, просто подремать, а затем выйти из комнаты жены и направиться на завтрак, и пусть только скажут, что он не ночевал у новобрачной!

– Ты себя не бережешь.

– Угу. И тебе привет, дух зла и обмана.

– Ой, Вика, ну зачем так пафосно? – Вадий улыбнулся. – Тебя ждут в столице, думаю, обучение у ксенов придется пропустить.

– Странно, что ты стал звать меня Викторией. Ты точно Вадий, а не Ирий? – забросил Алан пробный шар и поднялся.

В этот раз все оказалось намного проще. Тело ощущалось как физическое, даже боль в спине никуда не делась, и накопленная за день усталость не ушла, а просто притупилась.

Вадий стал вдруг очень серьезным.

– Алан – днем, а здесь, в твоем сне, я хочу, чтобы со мной была Виктория.

Сердце сделало кульбит и захлебнулось громким стуком. Виктория поднесла к лицу руку. Тонкое девичье запястье. Да чтоб тебя!

– Зачем? – зло спросила она. – Зачем ты рвешь мне разум? Я только привыкла к этому телу, только начала ощущать себя Аланом, как ты одним небрежным пассом отшвырнул меня назад! Очередные эксперименты? Неужели мало того, что вы сделали со мной? С моей семьей, с моим…

Вадий вдруг оказался рядом, прижал к себе, его глаза были так близко, что Виктория видела в них отражение огня. Как так может быть? Господи, не дай сойти с ума окончательно!

– А может быть, я влюбился? – шепнул Вадий. – Может быть, я каждую ночь встречаю с надеждой, что увижу тебя? Может быть, это я сошел с ума? Я как шестнадцатилетний мальчишка рыскаю по миру в поисках тела, чтобы вернуть тебя. К дьяволу этот эксперимент, к дьяволу этот мир, к дьяволу всех!

«Сердце, успокойся! – кричал разум. – Нельзя вот так безоговорочно верить этому проходимцу! Нельзя!»

Но как хочется…

Руки сами легли на мужские плечи, а губы подались навстречу. Вадий целовал ее жарко, жадно, с болезненной страстью, торопливо, будто боялся, что она проснется, ускользнет, исчезнет. И Виктория отвечала так же нетерпеливо. И лишь одна мысль мелькала на самом краю сознания: «А может быть… может быть, я смогу еще полюбить?»

В сторону полетело платье. На ней было платье? Да, что-то ярко-желтое и невесомое. Долой! Долой рубашку и штаны на завязках. Какое счастье, что Вадий не носит белье. Гладкое тело с татуировкой орла над сердцем, твердый пресс под руками, темная ареола сосков, по которым так хочется провести языком…

Они избавлялись от ненужной одежды, боясь разорвать поцелуй. Им обоим казалось, что стоит отодвинуться друг от друга, как сон закончится, и все исчезнет, и больше не будет такого шанса, что утром они оба, возможно, пожалеют о сделанном, но сейчас они наслаждались этим безумием. Сладким, неистовым, запретным безумием…

Вадий прижал Викторию к стене, она забросила ногу ему на спину… Все произошло торопливо, на одном стоне, на одном вздохе, на одном стуке сердца.