— Черт! Куда только смотрели механики? Я же совсем недавно была в мастерской.

— Должно быть, утечка так невелика, что и не сразу заметишь. Как бы то ни было, возникла она совсем недавно — иначе бы ты не доехала даже до Эджуотера.

— Возникла?! Как это она могла просто возникнуть?

Тень дерева падала на лицо Джейка, и потому, наверно, его темно-синие глаза показались Ребекке совсем черными. Он отступил на шаг, потер ладонью затылок и испустил невеселый вздох.

Интересно, решится ли он сказать то, что лишь сейчас пришло ей в голову?

— Знаешь, я ведь не большой знаток автомобилей. Наверняка есть тысяча причин, объясняющих, откуда могла взяться эта утечка… но если вспомнить все, что уже происходило в этом городе, самым вероятным представляется мне вот что. Минувшей ночью кто-то поработал с твоими тормозами. Он полагал, что утром ты покинешь мотель и неполадка обнаружится только на шоссе.

— Стало быть, меня пытались убить?

— Необязательно. Скорее уж — просто напугать как следует.

— Ничего себе — «напугать»! Это уже не змея в ванной комнате. Если б сегодня утром мы отправились на поиски нового пристанища, то сейчас я неслась бы по шоссе со скоростью семьдесят миль в час. И что случилось бы, если б вдруг у меня отказали тормоза?

— Самое худшее, — мрачно кивнул Джейк.

Ребекка впилась в него взглядом, пытаясь свыкнуться с мыслью, что таинственный «кто-то» хочет ее смерти. Или же ему — а может быть, ей? — наплевать, что его проделки могут привести ее к гибели. Джейк ответил ей угрюмым взглядом, в котором не было и следа утешения.

— Ты предупреждал, что мои родители вряд ли захотят со мной встретиться. — Голос Ребекки упал до слабого шепота, у нее просто не было сил говорить громче. — Только ты забыл сказать, что они могут… вот так…

И девушка смолкла, борясь с подступившими слезами.

Мрачное лицо Джейка чуть смягчилось, и он протянул к ней руки, словно собираясь обнять, успокоить, утешить…

— Что случилось?

Ребекка круто обернулась и увидела, что к ним незаметно подошла Дорис.

— У меня испортились тормоза, — бесцветным голосом ответила она.

Дорис обхватила себя за плечи, словно пыталась так заслониться от неведомой опасности. Оглядев Ребекку и Джейка, она перевела взгляд на их машины, и странное выражение мелькнуло в ее глазах.

— Джейк, — сказала она, — ваш седан на ходу?

— Да, Ребекка ехала слишком медленно, чтобы разнести его в клочья.

— Тогда оба садитесь в эту машину и уезжайте в Даллас. Сейчас же. Буксир за машиной Ребекки пришлете потом. Извините, но оставить вас в своем доме я не могу. Багаж Ребекки я уже принесла. — Дорис указала на вещи, стоявшие на тротуаре. — Уезжайте немедленно.

Ребекке почудилось, будто ее со всей силы хлестнули по лицу.

Дорис развернулась и пошла к дому. Куда только девались ее прежние легкие шаги? Сейчас она напоминала Мэри Джордан — прямая, жесткая, неуступчивая.

— Какого черта?.. — ошарашенно пробормотал Джейк.

Ребекка ничего не ответила. Одно слово — и она разревется.

Дорис отнеслась к ней с теплом и лаской, посулила место в своей жизни — а теперь безжалостно отвергла.

Все равно что через много лет вдруг узнать, что ты — безродный приемыш.

Вот только Паттерсоны не швырнули ее пинком в бездонную бездну мрачного отчаяния.

А Дорис Джордан поступила именно так.

5 ноября 1969 года,

Эджуотер, штат Техас

Мэри захлопнула дверь за Клайдом Хартманом.

Он подвез ее к банку, и там она закрыла оба счета — свой и Бена, получив всю сумму наличными. Потом Клайд доставил ее домой и долго топтался на крылечке, бормотал соболезнования и спрашивал, что еще он может для нее сделать. Мэри испытала сильное искушение откровенно рассказать ему обо всем и попросить помощи.

Но тут же она напомнила себе, что делать этого нельзя. И не только потому, что не может никому доверять — если рассказать Клайду всю правду, его постигнет та же участь, что и Бена. Нет, теперь она может полагаться только на себя. Иначе ей не выдержать все это, не спасти своего ребенка.

Мэри огляделась, словно узнавая заново дом, где ее не было почти две недели. С того самого дня, когда Чарльз и Клайд явились сюда, чтобы сообщить ей страшную весть. Знакомая до боли обстановка — голубой диванчик, который они с Беном обнаружили на чердаке родительского дома, лампа, которую они увидели в магазине и тут же оба влюбились в нее с первого взгляда… Дом, который они создали вместе, чтобы жить в нем долго и счастливо. Жаркие слезы навернулись на глаза Мэри, и она заколебалась, лишь на миг усомнилась в том, что найдет в себе силы выстоять.

Бена больше нет. Он не вернется. Никогда больше не войдет он в эту дверь, не присядет на диване, не обнимет Мэри своими большими сильными руками.

Под грудью, ниже сердца, что-то затрепыхалось — отчаянно, словно бабочка, попавшая в паутину.

Не может быть, чтобы это шевельнулось дитя. Еще слишком рано.

Но теперь Мэри сразу вспомнила, почему она должна спешить, почему не может даже позволить себе роскошь всласть поплакать.

Повернувшись спиной к мучительным воспоминаниям, женщина торопливо взбежала наверх, в спальню, и выволокла из гардероба большой чемодан.

На секунду она замерла посреди комнаты, где на кровати валялся распахнутый чемодан. Оцепенев, Мэри судорожно соображала, что нужно взять с собой, с чего начать сборы, что ей может понадобиться в пути. Потом она все же заставила себя сдвинуться с места. Снимая деньги со счетов в банке, болтая на крылечке с Клайдом, она потратила слишком много драгоценного времени. Если что-то забудет взять с собой — купит позже, только и всего.

Ее сумочка лежала на ночном столике — там же, где и две недели назад. И слава Богу — потому что в ней водительские права.

Мэри торопливо, кое-как побросала в чемодан вещи, не забыв голубое платье, которое свекровь подарила ей на день рождения. Это модное платье из магазина Дорис было самым красивым в гардеробе Мэри, но, что куда важнее, его подарила женщина, которая почти заменила ей мать.

Под конец она сунула в чемодан свадебную фотографию, стоявшую на ночном столике.

Окинув последним взглядом спальню, где они с Беном провели столько сладостных ночей, где рассчитывали прожить до глубокой старости, женщина закрыла чемодан и не без труда стащила его вниз по лестнице.

На крылечке она обернулась, чтобы напоследок посмотреть на дом и увидеть его таким, каким он когда-то впервые предстал перед нею и Беном — целую вечность назад, когда они еще смели любить, мечтать, надеяться. И отвернулась, упрямо вздернув подбородок. Нельзя допустить, чтобы горе целиком овладело ею, придавило своей невыносимой тяжестью. Мэри загнала боль в самый дальний уголок своего сердца, и теперь у нее осталось только одно чувство — страх, что Чарльз успеет схватить ее.