— Это не общественная спальня, а мой постоялый двор. Заказывай чего, али выходи вон, чтоб места не занимать. — Мате аж раздулся, хотя было заметно, что он смягчился и подобрел.

Парень обвёл взглядом полупустое помещение, в котором, помимо его были заняты только две лавки.

— А что в вашем заведении нынче подают на обед? — Парень окинул стойку, за которой стоял Мате голодным взглядом.

— Ты, умник, не ёрничай, давай. Деньга-то есть? А то по одёжке не скажешь.

— Деньги? Есть, почему нет? — он достал из-под балахона мешочек и мелодично им потряс, от чего лицо трактирщика разгладилось вконец.

— Вот оно как. Ну что ж, тогда, чего изволите?

— А известно ли тебе, юноша, что чревоугодие это грех? — насмешливо спросил Мате, окидывая взглядом горку пустых блюд, оставшуюся перед гостем.

— Я, господин, если вам интересно — посетитель вытер губы какой-то тряпкой, извлечённой из кармана, и сыто откинулся на стену, — ученик семинарии, потому разбираюсь в этом как бы не больше вашего. Но, к счастью, — он оглянулся на притихших мужиков, с интересом вслушивавшихся в диалог, — я всё ещё послушник, — стены повторно вздрогнули от смеха.

— А как вас зовут, уважаемый? — хозяин подождал, пока прекратятся смех и ехидные замечания.

— Моё имя Генрик, и родом я из села Рид, что в Айхштеттской епархии.

— Далече. — Корчмарь что-то прикинул в голове. — Отсюда дней 20, ежели пешком, или с десяток по реке. Мой брат в том направлении ходил, с обозом, так сказать, а у сестры в Айхштетте родился первый муж.

— Этот, што гход тому как приставился? — просипел кто-то из сидящих.

— Да, Абель, именно тот.

— А путь куда держите? — Мате опять повернулся к Генрику.

— В Кишбайч. Хочу попытать счастья в большом городе. — Юноша мечтательно улыбнулся.

— Ну, хах, в пути вы, видимо долго, а конца-края ему так и не видно. Отдохнуть бы. Вам, послушникам же женщины не запрещены?

— А как же? Не запрещены, конечно. — Гость маслянисто улыбнулся. — Господь же сам говорил: «Плодитесь и размножайтесь!». Так что вы все, господа, — Генрик опять повернулся к другим постояльцам, — когда бабу на сеновал тащите считай, святым делом занимаетесь и прославляете имя Его.

— Ахахахахах, — мужики в корчме едва не задыхались, — мы шо, пошитай пошти что швятые. А давай к нам в церковь, вместо Алисандера, или как его там. Его побьем, а тебя посадим. Аххахаха.

— А что, денег хватит? Ты, вроде не богач. — Трактирщик, единственный, оставшийся серьёзным, явно заинтересовался клиентом.

— А у тебя вроде не столичный бордель. — Генрик насмешливо выгнул брови и кинул хозяину в руки мешочек.

— Тебе считай, повезло, парень. — Ухмылялся Мате. — В нашу паству прибыла свежая кровь, послушник. Правда, в чужой монастырь со своими порядками не суются, так ведь? А вот наша юная леди так не считает, так что, боюсь, придётся тебе организовать для дамы проповедь о послушании.

— А вы, я смотрю, подкованы не только в мастерстве чашек и мисок. — Генрик по-новому взглянул на корчмаря. — От просвещения заблудших я, конечно, не откажусь, — он улыбнулся, — в конце концов, это мой долг будущего сановника.

— Эй, Вэнс. — Мате подождал, пока вышибала к нему повернётся. — Отведи гостя на верх, в ту самую комнату.

— Ту самую? Ага. — Венс подумал с пол минуты, потом резко хватанул гостя и поволок к лестнице.

— Эй, парень. — Корчмарь окликнул гостя, когда тот уже был на лестнице. — Как твоя эта штука называется, с бумажками?

— Тубус, господин. — Генрик, задыхаясь, подёргал предметом в воздухе. — Тубус.

Марика шла по коридору. В последнее время её всё реже по нему тащили, остатки гордости в ней почти замолчали. Тем более что к комнате, которую заботливый корчмарь изнутри оббил войлоком и завесил коврами от шума, она уже привыкла. Того, с кем придётся провести ночь, она заметила ещё в общем зале. Слышала, что он говорил, и как на это реагировали другие люди, но от этого становилось только противнее: богатенький горожанин думает, что за свои деньги имеет право купить чью-то жизнь, пусть и не на долго. Хотя, происходящее сейчас — только подтверждение его правоты. Здоровяк вышибала шёл сзади, тяжело переваливаясь с ноги на ногу и то и дело хлюпая носом. Уже перед самой дверью она вдруг поняла, что тогда, в зале, не увидела лица нового постояльца.

Дверь, единственная на весь постоялый двор смазанная лучше, чем никак, открылась без скрипа. Свет из коридора выхватил силуэт гостя, которой, отвернувшись к окну, стоял на коленях. «Молится, что ли?» — удивлённо подумала Марика. Но развить эту мысль не успела.

— О, спасибо, что доставил её прямо сюда, любезнейший. — Сладости тона повёрнутого спиной человека могли позавидовать пчёлы. — А теперь, будь любезен, оставь нас наедине. А ну как она вразумлениям предаваться будет только через силу. Али вообще бесноватой окажется? Тогда и экзарцизмы придётся применять. Так что, лучше тебе к нам не заглядывать. Понятно?

— От шево ж не понятно? — Пробубнил громила, толкнул девушку в помещение и, закрыв дверь, был таков.

Зашелестели шторы. Он закрыл окна, так, что только свеча перед ним освещала комнату. Накинул капюшон на голову, покрывая пепельно-серые волосы, среди которых проглядывались отдельные каштановые штришки, и, встав с колен, повернулся к свету спиной, развалившись на стуле. Марика замерла.

— Ну что, ещё посидим, или ты уже начнёшь? — В голосе гостя зазвенела сталь.

Девушка испуганно вздохнула, но взяла себя в руки и шагнула вперёд. Он тут же вскинул руку в останавливающем жесте.

— Точно, совсем забыл о нашей ситуации. — Сказал Генрик устало. — Пожалуй начну я. Тринадцать дней назад, вы, госпожа, во время исповеди упомянули щекотливую ситуацию, связанную с вашим возлюбленным.

— Что? — Марика не поверила своим ушам.

— Тогда же отец Александр уверил вас в том, что поможет. И, как вы можете убедиться, не обманул. — Тень, образованная горящей свечой в помещении, лишённом другого света, надёжно скрывала лицо говорившего. — Итак, что вы можете мне сказать, дабы я мог подобрать более… действенное, — в голосе Генрика проскользнула задумчивость, — решение.

— Но… как я могу вам доверять? — Девушка была совершенно сбита с толку. — Кто вас послал, и зачем?

— Рим. — Расплывчиво ответил человек. — Римская курия послала меня помочь жителям этого поселения. В том числе и вам. — Человек не то злился, не то издевался, говорил пространно, не внося ни капли понимания.

— И что мне, просто в это поверить?

— Хватит болтовни. — Резко бросил Генрик, и девушка вжалась в стену. — У вас нет другого выбора, так же как у вашего