не могла возразить, а те возразили. И не хотели делиться местом. Мол, нам самим этот колумбарий еще пригодится. А то, что Карина уже новую плиту заказала, так это ее проблемы. Тем более, что плита оказалась больше на три сантиметра и на место старой никак не вставала.

– Как ты мерила, на глаз, что ли? – восклицал дядя Самвел.

– А что я, с рулеткой должна на кладбище ездить? – не принимала упреков Карина.

Так или иначе, какие эти люди после этого родственники? Никакие.

Тогда нашли другую родню, в частности тетю по материнской линии. Которую, естественно, в глаза никто не видел и даже не слышал о ее существовании, поскольку тетя была ну совсем десятиюродной. Но оказалась родной – ее родственники согласились приютить Диану после смерти. Правда, не в колумбарии, а в земле. Десятиюродную эту тетю не сжигали, а хоронили «целым телом», как сказала Карина. А тело, судя по рассказам родственников, было обширным, пришлось полутораспальный гроб заказывать. Покойная Диана в своей маленькой урне была совсем худой, так что вполне могла поместиться рядом. Урну захоронили. Каждый год – в день смерти, в день рождения Дианы – дядя Самвел с Кариной ездили на кладбище. Если не могли в конкретные даты, ехали, когда была возможность. И вот в тот день они поехали, и Карина наступила на могилу, чтобы собрать сухие цветы и положить новые. Еще пыль вытереть. Тогда-то дядя Самвел и закричал, что Карина встала на голову его матери, хотя Карина точно помнила, что урну пристроили в ногах тетки, а никак не в голове.

– Нет, она тут лежит! – кричал дядя Самвел, показывая на то место, куда встала Карина.

– Нет, тут! – отвечала Карина, показывая на другую часть участка.

Так они и не смогли договориться.

– Остается только эксгумация, – заметила я.

– Точно! Самвел! Я тебе эксгумацию сделаю! Понял? – воскликнула радостно Карина.

– Она имела в виду кастрацию? – уточнила я у Лики.

Та пожала плечами. Мол, Карина способна и на то, и на другое.

– Девочки, будете птичье молоко? – Карина принесла коробку.

– Нет, спасибо, – ответили мы с Ликой.

– Это не конфеты даже, а так, легкое! – обиделась Карина.

Карина пышет гневом.

– Что случилось? – спрашиваю.

– Случилось, что я плохо вышла замуж, вот что! – закричала Карина, – Посмотри на меня и никогда так не делай!

– Да я уже вроде как сделала. Двадцать пять лет назад, – ответила я.

– Ох, бедная девочка, бедная девочка. Зачем ты повторяешь мою судьбу? – Карина порывисто меня обняла.

– Да что стряслось-то?

– Мне нужно было прийти в салон сегодня в половине девятого. Клиентка попросила. У нее самолет сегодня. Как она в самолет седая сядет? Никак! Я ушла и говорю Самвелу: «Поспи, приходи в одиннадцать или к двенадцати». И что?

– И что?

– Он пришел и начал тут на моих руках умирать, вот что!

– Зачем умирать? – В разговорах с Кариной я невольно перенимаю ее манеру задавать вопросы очень емко, но немного не по-русски, а с акцентом и другой структурой предложений.

– Вот и я его спросила – зачем умирать? Да еще на моих руках! Пусть бы дома спокойно умер!

– Слушай, зачем ты небылицы девочке рассказываешь? – вмешался дядя Самвел. – Я же не умер! Просто был голодный!

– Представляешь, он приехал в салон зеленый. Нет, синий. Почти черный. Сел вот тут, где ты сейчас будешь сидеть, и начал сползать с кресла! Я спрашиваю: «Самвел, ты решил поспать или что ты хочешь?» А он, оказывается, голодный был. Такой голодный, что со вчера! Я ему говорю: «Ты что, не мог себе яйцо сварить? Или в доме нет еды? Почему не позавтракал?»

– Хлеба не было! – подал голос дядя Самвел.

– Ох, замолчи сейчас! – прикрикнула на него Карина. – Вот мало мне дома у плиты стоять. Здесь пришлось ему готовить! Кстати, хочешь омлет с помидорами? Половина осталась. Я же сбегала в магазин, все купила. А он еще говорит – помидоры несладкие. Почему не у Ашота купила? Вот скажи мне – он умирает, есть просит, как я должна до Ашота добежать? Я что – побегун? Или как правильно говорить? До Ашота двадцать минут идти, а до магазина – пять.

– Правильно – помидоры у Ашота покупать, – буркнул дядя Самвел. – А на эти моим глазам больно смотреть.

– Вот в следующий раз обещаю, клянусь тебе, побегу к Ашоту, а ты тут умирай от голода! – рявкнула Карина.

Даже если в салоне нет Карины, дяди Самвела и Зары с Ани, там все равно что-то происходит. Только в этом месте я понимаю, что иногда проще смириться с обстоятельствами и не пытаться их изменить и уж тем более взять под контроль. Причем это сокровенное знание доходит не только до меня, но и до других людей, случайно оказавшихся в салоне. Например, курьеров.

Сидим вдвоем с Ликой. Уже двенадцать часов пополудни, а в салоне никого нет.

– Почему вдруг тишина? – удивилась я.

– Ой, сегодня Ани на себя бутылку с мыльными пузырями вылила, пока Зара ходила за памперсом. Карина ругается, что Зара долго ходила за памперсом. Зара правда совсем не шустрая, а очень медленная. Карина говорит, что дочь пошла в ее свекровь, просто копия. Ту тоже нельзя было ни за чем отправить – вернулась бы через день. Очень медленная. Натура такая. Очень задумчивая. Но Карина гордится, что Ани в нее пошла – шустрая. Все успевает перевернуть, опрокинуть. Зара решила помыть Ани, набрала ванну и теперь малышка вся в пузырях, ванна вся в пузырях, и ничего не отмывается. Чем больше воды, тем больше пузырей. Ани смеется, очень довольная. Зара не знает, как пузырей сделать поменьше. Пришлось всех клиентов переносить. Карина поехала отмывать внучку и делать меньше пузырей.

На входе в салон висят металлические трубочки с колокольчиками, которые начинают звонить, если кто-то входит или выходит. Вряд ли Карина, когда вешала эти трубочки, думала про музыку ветра, согласно фэншуй. Главное – звонят, но на них редко кто реагирует. Все постоянные клиенты знают, куда идти, или с порога кричат: «Карина, ты здесь?», «Лика, это я пришла!». И по голосу понятно, кто пришел. Малышке Ани вдруг стал нравиться звук колокольчиков, и дядя Самвел мог стоять целый час, открывая и закрывая дверь на радость внучке. Пока не начинала кричать Карина, что у нее сейчас голова отвалится.

Мы в тот момент в салоне были одни. Трубочки продилинькали, но никто не сообщил о своем присутствии криком. Лика продолжала делать маникюр.

– Доставка! Есть кто? – спустя некоторое время