Какое облегчение. Какое облегчение, подумала Регина. Как же я рада!

Микроволновка снова требовательно запищала, но Регина не обратила на нее внимание. Она пошла в спальню, легла на кровать, отвернулась к стене и разрыдалась.

Должно быть, она задремала, потому что разбудило ее жужжание где-то в области попы. Она нащупала телефон в кармане кофты и открыла сообщения. Календарь напоминал, что сегодня у нее “Ужин с командой Боба”. Они отмечают официальный старт проекта с “Пляшущей дрозофилой”. Регина застонала. Она и в обычной-то жизни с трудом выносила команду Боба, а сегодня это будет троекратная пытка. Но пропустить ужин нельзя. Бобу очень важно, чтобы она ходила на эти ужины, куда важнее, чем то, как ее приняли в его семье. Отчасти она его даже понимала. Команда Боба была всем его существом как раз в том смысле, в каком семья им не являлась. Семья была данностью, а вот команду он отбирал сам, создавал сам, жил и дышал вместе с ней. На этих ужинах Регина особенно остро ощущала, что они с Бобом удаляются друг от друга. Не только потому, что члены команды казались ей пришельцами и она не могла придумать, о чем с ними разговаривать; больше всего тревожило, что и Боб когда-нибудь неизбежно станет чужим. Он не мог не смотреть на нее их глазами, а в их глазах она была довольно жалким зрелищем. Неловкая, зажатая, дорого, но неумело одетая, хмурая, молчаливая женщина. Скучающая. Это, пожалуй, самое страшное. Когда говорили о делах, ее скучающий вид Боб воспринимал как личное оскорбление.

Она отправила эсэмэску Вадику, узнать, будет ли он там сегодня. Ей нужна была вся поддержка мира, чтобы пережить этот ужин. Вадик ответил: “Да, конечно. Я же член команды Боба, а как же?”

Она приняла душ и оделась “надежно” – ничего сногсшибательного, но и не ужасно. Главная проблема была с лицом. Помятое, в прыщах, а глаза так припухли, что еле открывались. Огуречная маска. Она слыхала, как какие-то женщины (Вика?) говорили, что она убирает отечность. Регина полезла в гугл и нашла видео с кореянкой в черном лифчике и трусах, которая натирала целый огурец и накладывала кашицу на лицо другой женщины. Регина метнулась на кухню. К счастью, в холодильнике имелся огурец. Натерла, но, поскольку нанести его было некому, она просто задержала дыхание и окунула лицо в холодную зеленую горку. Проглотила несколько огуречных стружек, попавших в рот, и решила, что чувствует себя уже лучше, не блестяще, но вполне готовой к встрече с командой.

В ресторане “Боргезе”, который выбрал Боб, было все, чего Регина не выносила в нью-йоркских ресторанах. Декор в стиле библиотеки/столовой/винного погреба средневекового замка. Похожие на пещеры коридоры, замшелые винные бочки, полки со старинными книгами. Регина была готова признать, что все это напоминает жизнь средневековой знати, но с чего бы средневековый вельможа стал ужинать в библиотеке или читать в винном погребе? Хостес проводила ее через лабиринт столиков в самый дальний конец. Народу почти не было. Несколько пар там и сям, у всех вид скучающий и подмерзший. Их заметно превосходила в численности армия заносчивых безупречно одетых официантов, неотрывно глядящих на беззащитных посетителей. Они напомнили Регине птиц из хичкоковского фильма.

В дальнем углу она увидела Боба во главе длинного стола с лавками вместо стульев. Напротив сидели трое мужчин разных национальностей. Боб говорил Регине, что любит нанимать эмигрантов, потому что они в равной степени достаточно смелы и наивны, чтобы браться за невозможные задачи.

Люди из команды сидели спиной к Регине, но узнать их было нетрудно. Самая широкая и расслабленная спина с обтянутой дорогим шелком жирной складкой над ремнем принадлежала Ласло Зелаи, генеральному директору компании, человеку, с которым Боб работал “уже сто лет”. Он не обладал атлетичной фигурой Боба, но явно и так прекрасно себя чувствовал. Самая маленькая, худая и напряженная спина принадлежала Нгуен Тану, директору по маркетингу, который увлекался боевыми искусствами и уверял, что может разбить телевизор одним мизинцем – Регина собиралась как-нибудь поймать его на слове. Но не сейчас, пока еще она слишком дорожит своим телевизором. Самая длинная, чуть нескладная спина принадлежала Деву Мазумдару, самому выдающемуся программисту Боба. Вадик не считал Дева таким уж выдающимся и поговаривал, что все его достоинство в невероятной способности концентрироваться. Он закапывался в работу, как туннель рыл. Но, может, подумала Регина, это и значит быть выдающимся. В России у нее тоже была фантастическая способность закапываться в работу. Может, она тоже выдающаяся?

Вадик еще не пришел. Регина вздохнула.

Боб замахал ей рукой. Регина помахала в ответ и изобразила радостную улыбку. Ласло, Нгуен и Дев честно попытались встать, чтобы поздороваться, но поскольку для этого надо было отодвинуть скамейку, что требовало слаженности от всех троих, они решили не заморачиваться. Просто немного приподнялись и обернулись. “Привет, ребята”, – бросила она и пробралась к Бобу.

“Дорогой”, – начала было Регина, но Боб поднял палец, призывая к тишине. Он с головой ушел в винную карту, толстую, как “Бесконечная шутка”, и отвлекать его было никак нельзя. Боб прослушал не один, а три курса про вино, так что в чем-чем, а в этом он теперь разбирался. Официант принес хлеб. Регина взяла ломтик, макнула в плошку с оливковым маслом и принялась жевать. Хлеб был вкусный, но она заметила, что не получает удовольствия. Чего-то не хватало, и она отлично знала чего именно. Телевизора. Она огляделась в надежде на спортивно-развлекательный канал у бара, но тщетно. Только угрюмый пианист в углу барабанил пальцами по закрытому фортепьяно. Регина жаждала развлечения. Она посмотрела на трех мужчин напротив. Гиблое дело. Дев никогда не разговаривал в принципе. Можно попробовать вывести Нгуена на обсуждение боевых искусств, но зачем ей это? А Ласло и сам пристально глядел на нее, не понимая, о чем с ней можно заговорить. С этой хмурой русской.

– Ну и денек, а? – наконец выдал он. – Холодрыга!

– Ага, – ответила Регина с чересчур широкой улыбкой. В Штатах ей пришлось научиться улыбаться, но она еще не умела как следует отлаживать свои улыбки.

Боб общался с сомелье, и она придумала кое-что получше, чем просто отвлечь его. Она знала, что его главная цель – не выбрать идеальное вино для ужина, а произвести впечатление на сомелье, чтобы тот понял, что этот крепко сбитый лысый мужчина разбирается в вине получше многих и уж точно лучше своего собеседника. Сомелье отвечал с уважительной улыбкой, но Регина как будто уловила читавшееся за ней отвращение. “Думаешь, мне не все равно, приятель?” – казалось, говорил он за маской вежливости. Регина отвернулась, ей было неловко за Боба. Желание посмотреть телевизор становилось нестерпимо.

– Попробуй! – сказал Боб, когда сомелье налил в бокал немного вина.

– Зачем? – спросила Регина.

– Просто попробуй, – настаивал Боб.

– Да я с закрытыми глазами красного от белого не отличу! Зачем мне пробовать?

Сомелье прыснул, но тут же исправился, изобразив кашель.

Пришел черед Боба конфузиться. Он кивком велел сомелье разливать вино остальным и смерил Регину долгим недовольным взглядом.