Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Обращение или представление по старорусскому обычаю с именем и отчеством на наших съездах вещь необычная: Горбачев вообще предпочитает партийное „ты“, что у депутатов вызывает глухое недовольство. Но Лихачев — случай особенный. И не потому, что седовласый академик, а потому, что его человеческая и гражданская слава в нашей стране очень высока. По имени и отчеству Горбачев называл Андрея Дмитриевича Сахарова, а на сентябрьской 1990 года сессии Верховного Совета назвал „великого человека“ Александра Исаевича Солженицына. (Впрочем, подвергнув резкой критике его книжку о том, каким видится Солженицыну будущее устройство России.)
Итак, приведу полностью выступление академика Лихачева:
„Дорогие товарищи! Я не юрист, но я, кажется, в этом зале старейший депутат. Я отлично помню Февральскую революцию, я знаю, что такое эмоции народные, и я должен вам сказать, что сейчас наша страна объята эмоциями. В этих условиях прямые выборы Президента фактически приведут к гражданской войне. Поверьте мне, поверьте моему опыту. Поэтому я против прямого выбора, выбор должен осуществляться здесь и незамедлительно, откладывать его нельзя. Это первое.
Второе. Вопрос о том, что нужно якобы разделить партийную и государственную власть. Если мы разделим их, то лишим Президента партийной власти, создадим тем самым оппозицию государству и тоже приведем страну к состоянию гражданской войны. Это невозможно. Все мы сейчас озабочены тем, чтобы была сильная власть, и поэтому делить власть нельзя. На этом я заканчиваю свое выступление“. (Аплодисменты.)
Эту речь, размером всего в два абзаца, я бы назвал почти недостижимым образцом парламентского выступления. В ней ни одного лишнего слова, как в доказательстве математической формулы. (Это при том, что Лихачев — литературовед и текстолог, а не математик!) Кроме того, Лихачев нашел очень точные эмоциональные аргументы. Думаю, что на многих колеблющихся не Яковлев, Травкин или я, а именно Дмитрий Сергеевич оказал решительное влияние. У „правых“, как я уже писал, были свои соображения не торпедировать этот закон, а постараться втихую забаллотировать Горбачева уже в избирательных кабинах. Если слова Лихачева убедили хотя бы каждого десятого депутата, — a в зале, на мой взгляд, колеблющихся было куда больше! — то и тогда своим президентством Горбачев во многом обязан Дмитрию Сергеевичу. Ведь при тайном голосовании за него отдадут свои голоса немногим более половины депутатов.
За принятие третьего, а потом и четвертого разделов проголосовало около 80 процентов. Повторю: поскольку демократы, что называется, как на ладони, значит, скрытая оппозиция аппарата Горбачеву — что-то около 20–25 процентов депутатского корпуса. Это те люди, которые в глаза льстят лидеру, а на деле ждут возврата старых порядков. Они достаточно сплочены. Их действия согласованы. Прекрасная школа аппаратной работы позволяет им сохранять верность „партийной дисциплине“. Под „партийной дисциплиной“ я тут имею в виду не уставное требование дисциплины, а „теневую дисциплину“ во имя сохранения собственной власти и собственного „классового“ интереса.
Ну а каково же положение в стане демократов? Проанализирую результаты голосования по третьему и четвертому разделам нового закона. Только оговорюсь, что не ставлю задачу назвать все заметные имена.
К сожалению, в тот день отсутствовали Б. Ельцин, Г. Попов, Ю. Власов, Т. Заславская, Ю. Карякин, Е. Яковлев. (На нет, как говорится, и суда нет!)
Наиболее последовательные радикал-демократы, то есть те, кто не внял ни Лихачеву, ни результатам голосования за третий раздел и дважды голосовал против: Ю. Болдырев, Е. Гаер, Т. Гдлян, А. Емельянов (кстати, согласившийся с моими доводами во время обеденного перерыва), И. Заславский, Н. Иванов, А. Левашев, А. Оболенский, С. Станкевич. Это — радикальное крыло демократии. Сюда же, с оговоркой, можно отнести и тех, кто, проголосовав против третьего раздела, при голосовании четвертого отсутствовал: Ю. Афанасьев, В. Самарин, А. Щелканов, а также воздержавшиеся во втором случае: М. Бочаров, К. Лубенченко, В. Петропавловский, Ю. Рыжов, Г. Старовойтова.
А вот умеренные радикал-демократы, те, кто по третьему разделу голосовал „против“, а по четвертому „за“: В. Дикуль, А. Казанник, В. Лопатин, Н. Панов, М. Полторанин, В. Тихонов, Ю. Щекочихин. Это те, кто все же смог усомниться, но не смог преодолеть групповую „установку“.
А теперь имена демократов, голосовавших в тот день за оба раздела закона: Т. Абуладзе, С. Алексеев, П. Бунич, Б. Васильев, О. Газенко, А. Денисов, Е. Евтушенко, А. Ежелев, М. Захаров, Ф. Искандер, В. Коротич, А. Крайко, Б. Никольский, С. Федоров, Ю. Черниченко, Н. Шмелев.
Д. Лихачев при голосовании по третьему разделу отсутствовал. Видимо, выступление многого стоило Дмитрию Сергеевичу, и он вынужден был на какое-то время уйти из зала. При голосовании по четвертому разделу отсутствовал Н. Травкин.
Нетрудно заметить, что группа радикал-демократов от просто демократов отличается даже по социальному составу. Как правило (хотя есть и исключения!), вторую составляют люди, известные стране до I Съезда народных депутатов СССР, — ученые, писатели и публицисты, те, кто обладает большим политическим опытом.
Еще раз оговорюсь: речь лишь о тенденции к демократическому радикализму тех или иных народных депутатов самого прогрессивного толка. В основном политический профессионализм и умение просчитывать дальние следствия принимаемых решений связаны. Профессиональный политик меньше зависит от заранее принятой „установки“, его действия более гибки. Меж тем декларативная оппозиционность, оппозиционность как принцип, ведет к бесплодному фрондированию, а в конечном счете — к утрате стратегической цели.
Конечно, многое зависит от склада характера, темперамента, социальной репутации и даже от того, как складывалась человеческая и общественная судьба депутата. Скажем, люди, перешедшие в демократический лагерь из недр Системы, или люди, на прежнем своем поприще не реализовавшие себя профессионально, склонны избирать самую жесткую, оппозиционную линию парламентского поведения. Впрочем, тут много малозаметных на первый взгляд нюансов, и я не рискнул бы обобщать свои наблюдения. Это дело социальной психологии, науки, которая у нас делает еще только первые шаги.
И все же ясно, что демократы, как правило, — люди куда более открытые и беззащитные, чем люди из аппаратной оппозиции. Президенту демократы доставляют много хлопот, но даже их конфронтация с властью менее опасна, чем коварная и непредсказуемая поддержка аппаратчиков, потенциально готовых предать, бросить, заменить лидера, более их не устраивающего.
Лидер может этого и не понимать. Особенно если сам он вышел из аппаратной среды и не вполне изжил привычки „класса“, который его, реформатора, вознес себе же на погибель. Фигура такого реформатора — это уже материал для драматурга. По крайней мере одним королем Лиром эту тему не закроешь.
* * *Итак, после выступления депутата Лихачева настроение в зале переломилось. Стало ясно, что Съезд удалось