— Уговорил.

— И никаких разговоров о работе, — ударил он кулаком одной руки в ладонь другой.

О, я буду стараться.

Бар на окраине Элентропа будто намекал на то, что здесь можно забыть о проблемах. Ритмичная музыка, длинная барная стойка, за которой с трудом можно отыскать местечко, не говоря уж о столиках. Красивые женщины, предприимчивые мужчины. По будням здесь было довольно уютно, но только не в субботний вечер. Заинтересованные мужские взгляды заскользили по мне, едва я вошла следом за Пиером, опустив голову и спрятав руки в карманы джинсов.

Каселл уже ждал нас. Увидев меня, смущенно заулыбался.

— Итак, мы должны отметить новое назначение Лиммы, — сказал Пиер, усаживаясь за стойку.

— Хорошо выглядишь, — шепнул мне Каселл.

Пиер сделал заказ бармену, а затем повернулся ко мне:

— На самом-то деле я ненадолго. А вы с Каселлом посидите…

О, какой коварный план, сплошь шитый белыми нитками. Кому-то вздумалось устроить мою личную жизнь?

— И никакой работы, Лимма, ты обещала, — предостерег меня Пиер.

— Само собой, — даже разозлиться на него не могу. Все настолько нелепо, что мне остается лишь улыбаться.

Разумеется, когда Пиер ушел, между мной и Каселлом повисло гробовое молчание. Я уставилась в экран телевизора, висящего в углу, а Каселл принялся складывать салфетку.

— Прости, что не позвал тебя сам, — вдруг сказал он, — просто… ты такая недосягаемая. Думал, сразу откажешь.

Все, что я почувствовала к этому довольно привлекательному молодому мужчине, — это сочувствие.

Я смотрела на него пристально, чувствуя, что воспоминания о Вейсмунде вновь закрадываются в сознание. Хотя, зачем я лгу? Я думала не о Вейсмунде, а о Такере. За те полгода, что я не видела его, мои мысли возвращались к нему преступно часто. Я отдавала себе отчет в том, что думаю о нем, как о мужчине — красивом, сильном, страстном. Я пыталась сохранить память о его поцелуях. О вкусе его губ. О запахе его сигарет, смешанном с парфюмом.

— Я не хочу отношений, — выдала с ходу и совершенно категорично.

Каселл подтянул к себе бокал, обхватил его обеими руками.

— У тебя кто-то есть? — надломился его голос.

Я отрицательно покачала головой. Фраза «Давай будем друзьями?» срывается с моих губ сама собой, и Каселл болезненно морщится.

Разговор у нас не клеится. Я обещала, что не буду говорить о работе, а раз так, то говорить нам не о чем.

Мы еще некоторое время пытаемся наладить диалог, но все попытки с треском проваливаются, и, наконец, я решаюсь:

— Мне нужно домой. Хочу немного отдохнуть.

Когда я попрощалась с Каселлом и приехала домой, то почувствовала облегчение. Все-таки я не готова к новым чувствам. Может, должно пройти время? Еще лет сто, к примеру?!

Я медленно поднялась по ступеням, открыла дверь и едва не врезалась в соседку.

— О, Лимма, — сказала она. — К тебе приходил мужчина… пару минут назад.

Я уже ухватилась за перила и занесла ногу над ступенькой, как внутри меня, в самой груди разлился живой, трепещущий огонь.

— Мужчина? — я обернулась.

— Темноволосый, молодой, — сообщила соседка, — симпатичный такой… Представился…

Сердце надрывно забилось.

— … представился… кажется, Баргером.

Мне вдруг стало холодно. Слабость, безразличие, раздражение внезапно захлестнули меня, заставив хмуриться.

— Давно он ушел?

— Пару минут назад, я же сказала, — ответила она.

Всевышний! Зачем он пришел? Что еще он не успел мне сказать в последнюю нашу встречу?

Я вышла на улицу, ведомая банальным любопытством. Наверно, мне нужно проветрить голову. На долю секунды я предположила, что вместо Баргера мог оказаться Такер. Нужно быть последней лгуньей, чтобы не признаться хотя бы самой себе, что Кей — единственный мужчина, которого я хотела бы видеть рядом. Только он.

Зажглись фонари. По дорожке вдоль парка шла милая парочка влюбленных. На улице слишком хорошо, чтобы хандрить. Бывают такие минуты, когда сходится все: лиричная тихая погода, заставляющая ностальгировать, прохладный невесомый воздух, мысли, которые кружат голову. Хочется размышлять обо всем на свете, допустим, о предназначении в мире или о любви, которая больше никогда не повторится…

Воздух жег мне легкие. В голове нарастал туман и непонятный приглушенный гул.

Я схожу с ума? Ну, и ладно…

Я внезапно остановилась, увидев Баргера. Он шел по тротуару, мерно удаляясь. И я вдруг почувствовала, что подвела себя к дилемме: окликнуть его или дать уйти? Признаться, за эти полгода я ни разу не вспомнила о Баргере. Я уже давно не злилась на него, в моей душе остался лишь неизгладимый неприятный осадок, который въелся точно ржавчина. Некогда мне хотелось видеть в нем друга, теперь он вызывал безразличие. Но что-то все равно подтолкнуло меня остановить его.

Выглядел он отвратительно. И дело не в одежде, за которой он не особенно следил, просто в глазах этого человека было едва уловимое сожаление, жалость к себе самому.

Мужчина остановился, обернулся. На его губах возникло подобие улыбки.

Он сам подошел ко мне, и только после я смогла произнести упавшим, бесцветным голосом:

— Доктор Баргер? Что вы здесь делаете?

— Лимма, — мягко проговорил он, — я был в Элентропе и решил увидеть тебя. В лаборатории мне сказали твой адрес.

Я шумно вздохнула.

Наверно, я все еще была слишком правильной, чтобы отнять у него возможность высказаться, хотя, признаюсь, это желание у меня было.

— Мне нужно извиниться, Лимма…

— Все в прошлом, — ответила коротко.

— Может, перекусим где-нибудь?

— Нет.

Он не ожидал, что я окажусь настолько категоричной.

— Лимма, — выдохнул он. — Жаль, что все так вышло. Я не должен был вести себя так с тобой. Сейчас Сайверсы переживают не лучшие времена. Несколько их компаний признали себя банкротом… Они прекратили финансирование моей лаборатории.

Интересно ли мне было? Нисколько.

Заметив скучающее выражение моего лица, Бартер произнес:

— Просто меня не покидало ощущение, что я должен извиниться.

— Надеюсь, после этого вам полегчало. Рада, что вы заскочили, — почти механически говорила я. — Берегите себя, и прощайте.

Не став слушать его ответную речь, я развернулась и зашагала к крыльцу. Баргер и не думал меня останавливать.

Дела у Сайверсов идут хреново — мне бы радоваться. Но почему стало так паршиво на душе?