Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Можно описать по крайней мере три сценария ближайшего будущего России. В каждом из них есть как потенциал настоящего «неосталинизма», так и элементы его имитации в качестве лепнины на здании стагнирующей государственности сырьевых олигархов и обслуживающей их бюрократии. На первый взгляд сценарий такой стагнации с последующим распадом страны и растаскиванием ее территорий между мировыми державами, может быть выгоден мировому сообществу. Но и это сомнительно: гибель России как системного компонента мирового равновесия приведет не к обогащению и благополучию соседей, а к трагической дестабилизации с непредсказуемым исходом.
Сценарий первый — на первых порах сохраняется коллегиальная диктатура, в которой экс-президент Путин будет играть одну из главных ролей. Медведев постепенно набирает силу и вытесняет Путина, проводит новый курс на неприкрытую предпродажную подготовку частей России к абсорбции другими державами (вариант второго Горбачева).
Сценарий второй — на долгие годы сохраняется равновесная модель, дуумвират Медведева и Путина (для России вариант необычный). При таком раскладе наиболее вероятно разделение функций между дуумвирами (социальная у одного и силовая у другого) и затяжное развитие нынешней ситуации с медленной и непоследовательной ротацией элит. Резко возрастает риск кризиса, связанного с авариями изношенной российской инфраструктуры, стабильность сменится на бесконечную борьбу с чрезвычайными ситуациями.
Сценарий третий, наиболее интересный — происходит раскол в российских элитах, острый конфликт, который приводит к резкой смене конфигурации власти (исход может быть самым разным, в том числе возможен вариант, когда приходит к власти новая фигура; возможен и вариант, когда возвращается Путин, но с более жесткой и амбициозной программой, чем сейчас, не исключено и то, что такую программу возьмет на вооружение победивший оппонентов Медведев). При таком сценарии наиболее вероятна радикальная смена элит — она возможна в России только в опоре на свежие силы, на союз по-новому понятых традиционных институтов и перспективных корпораций. Результатом такого сценария должно стать формирование кентавра ортодоксии и инновационной экономики, высокой духовности и высоких технологий. В таком кентавре вполне может проявиться лицо той России, какой ей предстоит быть в XXI веке.
Медведев мало кому понятен, он представляет собой для российского общества «кота в мешке». Он не производит впечатления человека, который готов пойти на решение главной и самой болезненной проблемы, блокирующей развитие страны: проблемы неэффективной элиты. Смена элит в том масштабе, который необходим для решения амбициозных задач, при существующем режиме пока невозможна.
Между тем, именно эта тема должна стать главным вопросом ближайшего десятилетия. Обращение к ней означает ускорение объективного хода истории, уклонение от нее — замедление и торможение этого хода. Торможение же означает усугубляющееся отставание России от быстро убегающих вперед держав и повышает вероятность демонтажа Российской Федерации. Такой демонтаж осуществим в форме капитуляции перед западным (ментально) либо китайским (де факто) проектами под видом радикального национализма и сепаратизма, дезинтегрирующихся российских регионов.
Смена элит в том масштабе, который необходим для решения амбициозных задач, при существующем режиме пока невозможна. Между тем, именно эта тема должна стать главным вопросом ближайшего десятилетия. Обращение к ней означает ускорение объективного хода истории, уклонение от нее — замедление и торможение этого хода. Торможение же означает усугубляющееся отставание России от быстро убегающих вперед держав.
Наиболее вероятное объяснение происходящего сейчас — Путин и Медведев мыслят будущее как встраивание России на вторых ролях в западную систему. Такое встраивание необходимо осуществлять под прикрытием риторики, в которой есть место многочисленным ноткам неосталинизма, апелляции к опыту индустриального роста прошлого. Это делается для того чтобы купировать эксцессы, сопряженные с проявлением реваншистского синдрома в российском обществе — обществе вчерашней сверхдержавы. Но в истории нередко бывает так, что последовательная имитация чего-то приводит к вызыванию в реальность того, что имитируется.
Дело в том, что внутри России силы, заинтересованные в статус кво, хотя и богаты, и влиятельны, но малы. Они составляют ничтожный процент нации. Отсюда возникает неизбежная логика манипуляции обществом со стороны его верхушки. Об этой манипуляции в одном из своих интервью красноречиво выразился модный российский писатель Федор Крашенинников: «Скорее всего, наша элита живёт с мыслью, что на её век хватит и что никуда Россия не денется, чего бы они с ней не делали».
Нынешний русский компромисс держится на контракте, который заключили сырьевые олигархи и влиятельное проамериканское лобби, которое призвано как можно дольше сдерживать Кремль и не допускать перехода от навязанной роли к внутренне мотивированной задаче — державной миссии. Инновационная риторика Путина и Медведева объективно противоречит этому контракту, который парализует любое инновационное движение вульгарно монетаристскими догмами.
Несомненно данный режим миллиардеров и либеральных чиновников не мог бы продержаться долго, если бы он не находился под плотной опекой зарубежных патронов. Президент Медведев, тогда еще вице-премьер, выступавший на «смотринах» в Давосе 27 января 2007 года, отчитывался не перед российской, а именно перед мировой олигархией. В его выступлении недвусмысленно говорилось о новых возможностях российской экономики, которые откроются перед крупным зарубежным бизнесом: «Являясь частью европейской экономики и, соответственно, мировой экономики, мы должны принимать правила, сложившиеся в Европе и во всем мире. Мы движемся именно к такой экономике — основанной на следующем поколении технологий, опирающейся и на крупные компании, конкурентоспособные на мировых рынках, и на широкий слой малого и среднего бизнеса. В том числе — инновационного».
Если в Давосе Медведев сулил открытие новых рубежей финансовой и экономической интеграции России в западный мир, то уже в своей предвыборной речи на Гражданском форуме он обозначил сам дух и природу этой интеграции: «Нам не нужно ничего изобретать. Базовые ценности сформулированы человечеством уже давно, но применить их к российской специфике порой бывает проблемой. И главный вопрос в том, чтобы совместить наши национальные традиции с фундаментальным набором демократических ценностей. Это задача, над которой политические и интеллектуальные элиты России бьются лет 150 кряду. Но должен сказать, что сегодня мы значительно приблизились к её решению».
В свете этих высказываний на редкость бессодержательный лозунг: «Россия — вперёд!», который увенчивал речь Медведева, приобретает конкретное наполнение. Можно понять из приведенных выше цитат, что означает для Медведева слово «вперед».
Однако насколько реалистична модель встраивания? Возможна ли она для России как целого или она возможна лишь для той части нации, которая готова обменять патриотизм и лояльность отечеству на европейскую прописку?