Белковский действительно отличается от своего старшего партнера, мыслящего более косно и банально. На полном серьезе он говорил о своей мечте — возрождении России как империи, восстановлении монархии, взятии Константинополя русскими войсками и т. п. Однако великодержавно-националистические фантазии Белковского практически малозначимы, гораздо важнее его увлеченность формированием идеологических коалиций из вчерашних непримиримых противников. Путь этот не просто сложный, но в каком-то смысле и безнадежный, поскольку ставка делается на противоестественные союзы. Скрестить Лимонова с Каспаровым у Белковского получилось — но это в силу специфичности Лимонова, его изначально извращенного политического инстинкта. Гораздо сложнее сделать это с почвенными, глубинно-консервативными силами, которые органически не переваривают либералов. Впрочем, многие либералы отвечают им полной взаимностью. Выведение подобных гибридов похоже на принуждение к содомии людей традиционной ориентации.

Именно такой политсодомией отдает от дружеских рукопожатий антиподов: когда Сатаров приносит извинения в адрес «Русского марша», называя ошибкой то, что он поставил свою подпись в письме, протестующем против его проведения; Каспаров присылает на конференцию с участием Рогозина и Белова своего представителя, приветствующего хозяев мероприятия как борцов за «гражданское общество»; Аксенов на телепередаче у Познера прибегает к риторике White Power — скрещивая свое либеральное мироощущение с лозунгами скинхедов о «белой европейской цивилизации», призывая к совместному с Западом противостоянию варварству.

Впрочем, попытка повязать «Другую Россию» с националистами, демшизу с нацшизой оборачивается лишь пошлым покушением на чистоту диагноза. Однако, если задача исчерпывается проведением пикетов и митингов, отчетностью за само действо — то Белковский несомненно в этом преуспеет.

Белковский падок на поиск заказчика и готов решать проблемы любой идеологической силы в стране. Тем не менее, это не означает, что у него нет собственной мечты и некоего идеала. В вышеупомянутом интервью он говорит: «Объективный ход истории не допустит полной гибели России. Она обязана возродится». Однако в его книге «Бизнес Владимира Путина» открываются совсем другие перспективы: «Нет смысла рассуждать о том, что сделает Путин в 2008 году. Потому что и самого 2008 года может с нами не случиться. Российская цивилизация, кто бы что ни говорил, очень стара. Если считать от Рюрика, ей почти 1200 лет… На этом рубеже последний император Запада Ромул Августул сдался герулу Одоакру, а Константинополь склонил христианнейшую голову перед султаном Мухаммедом II. (…) Мы спиваемся и угасаем. (…) Три вещи надо делать с достоинством: опаздывать, стареть и умирать. Надеюсь, нам, прожившим в холодной истории 12 столетий, достоинства в решающий момент хватит. Вот вам и вся политика, и все реформы, и весь, в сиянии славы его, две тысячи восьмой год».

Представляется, что в этих словах гораздо больше двух Б, чем во всех их громких речах о строительстве «после Путина» свободной демократической России (из Лондона) или имперского государства (из Дмитровского переулка в Москве).

Похоронив в душе не столько Путина, сколько саму Россию, они с досадой и изумлением наблюдают, как Россия несмотря ни на что сопротивляется своей смерти, преодолевает новые рубежи, как постепенно мертвенный цвет уходит с ее лица.

История современной России ни с чем не сопоставима. Законы циклов исчерпали свою силу, аналогии неуместны, а её будущее вряд ли доступно и когда-либо откроется людям, для которых политическая игра и оплаченная интрига давно заменили правду поиска. Большим и малым бесам отечественного лихолетья пора на покой, где бы они ни обретались. Пришло время ставить «точки над i», что и сделано в одноименном стихотворении того же Бориса Абрамовича:

На душе холодок сентября

Ничего так, как было, не будет.

Взвесит Бог все «во имя» и «зря»

И судом справедливым рассудит.

Пожелаем же г-ну Белковскому чаще обращаться к творчеству старшего товарища, помочь лондонскому изгнаннику в составлении поэтического сборника и, забросив чернокнижие политалхимического синтеза, наконец, обрести душевное и прочее равновесие.

Да, — и оставьте Президента в покое…

Путин — это Сталин сегодня.

о. Димитрий Дудко

Стиль Путина таков: тактика идет впереди стратегии, идеи легитимности и законности доминирует над идеей порядка, ни к чему не обязывающая риторика вытесняет признаки идеологического строительства. Количественный лозунг «удвоения ВВП» пока не обрел своей качественной составляющей, а «опричная» власть не обрела себе опоры в виде фундаментальных общественных сил, остающихся пассивными наблюдателями политической драмы.

Чем замечательно начало второго срока правления Путина? Как оно вписывается в контекст обозримых восьми лет его властвования?

Для ответа на этот вопрос нужно соотнести злободневные, текущие события с большими тенденциями путинского правления. Что ни говори, президента нельзя обвинить в непоследовательности. Единственное, в чем его можно пытаться обвинять — это в том, что он не следует каким-то правилам, приписанным ему экспертами извне.

Путинский период истории имеет свою логику, которая не укладывается ни в схему «реставрации» советского наследства, ни в схему продолжения радикальной либерализации. Происходит выработка чего-то третьего, однако, это третье измеряется не столько идеологическими мерками, сколько мерками политической тактики, «расчистки» пути.

Как и Сталин в 20-е годы, Путин в отпущенный ему минимум (два президентских срока) последовательно расчищает поле своего властвования. Это путь к диктатуре, путь к имперскому стилю. Как и Сталин, делает это Путин крайне осторожно, неспешно, дипломатично, и крайне «легитимно» (не нарушая тех формальных правил и рамок, которые сложились в государстве в настоящее время). «Легитимность» политической чистки высшей элиты для Путина очень важна не только потому, что это соответствует его «духу», но и потому, что она служит непроницаемым прикрытием для его стратегии.

Стратегия наличествует, идеология, вероятно, тоже не является отсутствующей — но экспертное сообщество остается за дверью по отношению к этим «эзотерическим» реалиям. Стратегия и идеология обсуждаются в ближнем кругу, они достаточно прагматичны, может быть, даже циничны и не вполне отделены от технологии проведения этой политической линии в формах и рамках существующих правил (конституционности, демократии, экономической свободы). В этой скрытости есть своего рода возрождение позднесоветского стиля управления государством, но если тогда это была напряженная «холодная война» при подмораживании внутри, то теперь это балансирование между многочисленными центрами мировой силы при неуклонной концентрации силы внутри России в одних руках. Нельзя сказать, что стратегия Путина не ясна для иностранных держав или для аналитиков, но она по определению не подлежит официальному провозглашению. В наибольшей же мере она скрыта от собственного народа, который, как это обычно у нас бывает, улавливает самое главное интуитивно, а не рационально[78].